Олег Слободчиков - Заморская Русь

— Держать курс встреч солнца, две ладони к северу от восхода. И так неделю. После поворачивай на полдень. Мимо Алеутских островов, как мимо частокола, не заметив, не пройдешь.

Промышленные приготовили запас юколы, мяса и птицы, в сентябре на Никиту-гусятника, когда потянулись косяки на юг, отправились туда, куда указывал боцман. На всякий случай к северо-востоку шли десять дней, после повернули на юг и так держали курс две недели, а земли все не было.

Мореходы наложили на себя пост, сократили раздачу воды до трех чарок в сутки, шли еще неделю. И вдруг, в октябре, стало тепло, да так, что парки и кафтаны пришлось снять.

«Не Беловодье ли близко?» — зашептались старшины.

Шли еще неделю тем же курсом. Боцман, то и дело вытирал превшую под солнцем лысину, потом склонился к воде, провел рукой по борту — слыханное ли дело — смола потекла. Призадумались грешники, кто им путь правит и куда?

Кто ветер попутный посылает? И вот появились признаки земли: трава и сучья на воде, береговые птицы в небе. Вскоре увидели они сушу с чудными деревьями, зелеными травами.

Тут старики и вовсе призадумались: быть того не может, чтобы в октябре без желтого листа, нечистое это дело. Высадились на берег, вынесли иконы, отслужили молебен, едва успели заправиться водой — бегут старики обратно, аж бороды по ушам хлещут:

— В пекло завлекли нас, братцы! — кричат.

И правда. Из кустов на тонких ножках — цок-цок, с телом человечьим, со сверкающими бельмами и вывороченными губами, кучерявые и черные, как смоль, подступают черти и руками машут, иди, мол, сюда, грешная душа!

Промышленные похватали иконы, оттолкнули пакетбот от обманной земли и решили плыть в обратную сторону, беспрерывно молясь и постничая.

И в шторм, и в тишь только на Бога надеялись, счет дням потеряли. Как похолодало, поняли: вырвались из лап нечистых. Тут и земля показалась. Стоит на берегу босой православный монах, мантия на ветру полощет.

«Вот оно, царство Беловодское!» — Плакали, молясь, припадали к полам мантии. Вывел Господь грешных, не оставил душ на вечные муки. Пока прилив не снял судна с мели, мореходы заправились водой, подкрепились корнями и рыбой. Босой монах встал на носу судна, распевая псалмы, стал указывать путь. Показались купола русских церквей, привечая гостей, со стен палили пушки, бежал к причалу народ.

— Гляди, Никола! Неруси-то в Беловодье, пожалуй, поболее, чем в Охотске… Вон барин с бантом на затылке и пьяные дворяне по берегу шляются… Куда же нас опять занесло?

— На Кадьяк, — отвечали им. — В Российско-американскую компанию, под Всемилостивейшим монаршим, Его Величества покровительством…

Проходите, гости дорогие, накормим. — А из крепости веет такой хлебный дух, что после многих лет скитаний самые праведные не могли устоять против соблазна.

В ноябре Дмитрий Иванович Бочаров привел на Кадьяк «Святую Екатерину» с транспортом. Он был трезв и зол. Едва подошел к причалу, закричал, спрашивая собравшихся: не приходил ли Герасим Измайлов на «Михаиле»? Узнав, что никто не слышал о его дружке, разразился бранью, непонятно, кого понося.

На зиму Компании был доставлен хороший припас. Часть груза предназначалась в Никольский редут промышленным якутского именитого купца Лебедева-Ласточкина. С транспортом же им был послан наказ: меха сдать на галиот Бочарову и ждать. Именитый якутский купец Монополии воспротивился. Не желая быть под началом вчерашних приказчиков Шелиховых-Голиковых, отправился в Петербург искать правду, пока монополия не погубила промыслы.

Вернувшись в Павловскую бухту из Кенайской губы, Бочаров стал собираться на Уналашку.

— Зимовал бы здесь, поздно уже! — уговаривал его Баранов, подливая в штурманскую чарку водки.

Бочаров пил, не пьянея, и все думал о чем-то своем, рассеянно отвечая на вопросы, то и дело вспоминал последнюю встречу с Измайловым.

Корабли как люди — сходят с верфи уже с норовом и судьбой. Таким был неудачливый «Святой Михаил Архангел», один из трех галиотов, на которых Григорий Шелихов отправился к Кадьяку в 1783 году. Уже возле Камчатки шторм разметал его суда по морю. «Три Святителя», «Святой Симеон Богоприимец и Анна Пророчица» вскоре нашли друг друга и зимовали на Беринговом острове, ждали «Михаила», но тщетно. Григорий Шелихов увидел его только через три года в день выхода с Кадьяка в Охотск. Не раз на «Михаиле» меняли мореходов, рангоут, святили трюма — но, носила галиот по морям кривая недоля вопреки навигационному искусству штурманов и лучшему инструменту.

Когда Измайлову предложили вести «Святой Михаил» на Кадьяк, старый штурман посмеялся: сам комендант не мог его принудить к тому. И вдруг чтото случилось, мореход изъявил желание взять именно этот галиот. Бочаров встретился с другом и вечным соперником в охотском кабаке перед отплытием, выпил и посмеялся:

— Опять бахвалишься? Хочешь поднять на смех всех, до тебя на «Михаиле» ходивших?

Хоть и был Измайлов в порядочном подпитии, но на насмешки Бочарова не ответил обычной дерзостью, подмигнул ему и пролепетал:

— Всему-то мы с тобой, Митрий, живые свидетели: от берингового вояжа до Монополии… Прежде мореходы понятно что искали, а что нам с тобой теперь нужно?

Бочаров посопел, задетый вопросом за живое, хотел отшутиться:

— А ты Бога спроси!

— А вдруг мы не там искали, Митрий? — доверительней придвинулся к нему Измайлов и взглянул на Бочарова так, что у того мороз пошел по коже. — Не дураки же были Трапезников и Толстых, но жизнь положили, разыскивая землю на юго-востоке. А нам с тобой духа не хватало идти далеко тем курсом…

— Тогда карты были ложными, вот и шли, куда бес выведет! — стал оправдываться Бочаров, а сам от тех слов вытрезвел. — Кто же тебя пустит на юго-восток, да еще на «Михаиле»?

— Могу же я хоть раз в жизни с курса сбиться? — рассмеялся Измайлов. — Да еще на самом блудливом судне…

Баранов не выспрашивал, что на душе у старого морехода: подливал и подливал, пока тот не опьянел и стал опять ругать Гераську Измайлова.

— На юго-восток от Камчатки — восемь тыщ верст, а то и миль — все вода! — возмущался, глядя мимо правителя. — На «Михаиле» при его ветхости с попутным ветром до суши за полгода не дойти…

Баранов, будучи с Бочаровым на короткой ноге, пошутил:

— Ученые штурмана вдвое быстрей тебя привели транспорт…

Старый штурман вспылил:

— Вот и оставайся с их блядородиями, с Монополией!

— Мне тоже пора в Россию. Старые мы, Дмитрий Иванович, непутевые. Зря серчаешь! — вздохнул Баранов.

Правитель не держал Бочарова и лишь когда узнал, что тот забирает с собой девку, дочь якутатского аманата, своей властью остановил судно в бухте.

Но дело оказалось крученым. Эту девку, крестницу Измайлова, монахи обвенчали с Бочаровым без ведома Баранова. Отец негодовал, не понимая, как могут забрать дочь без его разрешения. Мореход же по праву увозил законную жену. Неволей правителю пришлось задаривать отца и родственников, опять ссориться с миссией, деля права и власть.