Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

Ему развязали руки. Нет, это не воины. По всему видать, простые люди, вынужденно взявшиеся за оружие. Он молчал, разминая онемевшие запястья. Главарь поднял лохматую голову, вернул тамгу [110] Танга — родовой знак, означающий, что обладатель его находится под защитой рода. Хоробриту.

— Прости, русич, что мы прервали твой путь. Кунак племени Львов и наш кунак. Будь нашим гостем. Ещё раз прости и не таи обиды. Меня звать Сослан.

Он взял у одного из сообщников пояс Хоробрита, без сожаления пересыпал из своего кармана серебро в кармашек и отдал пояс проведчику. Велел всё отобранное вернуть, одобрительно оглядел Орлика, прищёлкнул языком.

— Человек, которому столь предан конь, не может быть дурным. Хочешь продолжить свой путь — мы не станем препятствовать. Если желаешь отдохнуть, пойдём с нами.

— Я пойду с вами.

Они шумной гурьбой направились в один переулок, потом свернули в другой. Хоробрит вёл Орлика на поводу. Мёртвый город оказался велик. Им пришлось долго идти, прежде чем они приблизились к пролому в крепостной стене. За ним оказалась тропинка, петлявшая в густых зарослях тамариска. Она вывела в ложбину, заросшую приземистым кизилом, по которой струился ручей, серебрясь на солнце. К дальнему краю лощины близко подходили обрывистые склоны двух гор, между ними оказалось глубокое ущелье. Стали подниматься по ущелью. По обеим сторонам его горы были столь высоки, что заслоняли небо, оставляя вверху лишь узкую голубую полоску. Под ногами шуршала палая листва.

Они поднимались довольно долго. Наконец Сослан свернул к кустам тёрна, росшим в выемке горы. Колючая чаща была столь непролазна, что Хоробрит удивился, зачем они здесь очутились. Сослан зашёл со стороны отвесного склона, открыл калитку из прутьев, скрывающую потайную тропинку в зарослях. Саженей через пятьдесят тропинка свернула к скальному навесу, под которым таилась пещера, прикрытая с боков огромными валунами. В полутьме глубокой ниши Хоробрит различит земляной очаг, над ним котёл на цепях, несколько кувшинов с водой, охапки сена, служащие постелями. На стенах пещеры развешаны уздечки, сёдла, сбруя, турецкие луки с двойным изгибом и ещё какое-то странное оружие, которое Хоробриту пока видеть не доводилось, — железная труба с деревянным ложем и спусковым приспособлением. Это был аркебуз [111] Начало употребления аркебузов относится к середине XV века. , о котором не раз упоминал князь Семён как о чуде-оружии. Аркебузы появились у англов и франков. Заметив взгляд гостя, направленный на диковинный самопал, Сослан объяснил:

— Его мы отняли у персидских купцов. Они везли оружие на продажу горским племенам. Но как им пользоваться, не знаем. Купцы оказались мертвы прежде, чем успели о нём поведать. В тюках мы нашли ещё свинцовые штуки и зелье в мешочке.

Зелье было знакомо Хоробриту, оно оказалось порохом. Действие пороховых мин он знал хорошо. И даже сам изготавливал их по просьбе князя Семёна. Хоробрит внимательно осмотрел тяжёлый аркебуз. Видимо, он принадлежал богатому человеку: кедровое ложе украшено серебром и перламутром. Понять, как действует самопал, было нетрудно. В ствол засыпалось зелье и пули, забивался пыж, чтобы пуля не выкатилась. Порох поджигали фитилём, он взрывался и с огромной скоростью выталкивал из дула пулю. Хоробрит объяснил это Сослану.

— Зелье очень сильное, — предупредил он. — Может ствол разорвать.

— Ты откуда знаешь? Уже пробовал?

— Да. Пришлось.

Проведчик помнил, как однажды князь Семён привёз в Тайный приказ объёмистую амфору, объяснив, что хранилась она в княжеских припасах. В присутствии Квашнина и Хоробрита Ряполовский умело скрутил зажигательный фитиль, отсыпал из амфоры полный мешочек зелья. Они втроём подземным ходом выбрались к Москве-реке и в саженях ста от паузка нашли большой валун. Оглядев берег, Ряполовский, страдающий неистребимой любознательностью, сказал:

— Вот что, Афонюшка. Я и Степан люди старые, при нужде от сего камня вон к той выемке нам никак не добечь. А ты лёгок на ногу. Сейчас я положу мешочек под камень, всуну в него фитиль. Мы со Степаном схоронимся в канаве, ты зажги фитиль и что есть мочи дуй к нам. Ни в коем разе не медли!

Когда пожилые грузные бояре спрятались под обрывом, Хоробрит высек огонь, зажёг фитиль и припустил к убежищу.

— Вались на нас! — свирепо рявкнул князь Семён. — Счас гром грянет!

Хоробрит едва успел рухнуть на объёмистых в чреслах бояр, как раздался оглушительный грохот. Казалось, обрушилось небо. Содрогнулся берег. Туча песка и мелких камней осыпала лежащих. Осколком камня с Хоробрита сбило шапку. Когда всё стихло, они поднялись, отряхнулись. Все трое были изумлены силой взрыва.

— Короток фитиль оказался, — проворчал князь Семён. — Чуток не погибли. Такими пороховыми минами турки стены Константинополя взорвали!

Они направились к камню. Но того уже не было. Страшная сила разметала валун, разбросав осколки вдоль берега. Пудовые осколки лежали даже в ста саженях.

— Экое громыхало, прости Господи! — только почесался Степан Дмитрия. — Ты, князюшко, меня в такие дела больше не впутывай. Стар я для этаких развлечений.

— Я сам до сё трясусь, — признался Ряполовский и неожиданно заключил: — Надо рать снабдить семи ручницами. Тогда мы от врагов отобьёмся.

Хоробрит приготовил самопал к выстрелу. Все вышли из-под навеса, по потайной тропинке приблизились к зелёной калитке, выстрелили в неё. Многие разбойники от испуга рухнули на землю. Грохот, произведённый аркебузом, был ужасен. Сослан осмотрел крохотную дырочку, пробитую свинцом в тонкой жердине, и остался недоволен.

— Шуму много, пользы мало, — заметил он. — Пока его зарядишь, пока выстрелишь — много времени проходит. Несподручное оружие. Лук лучше. Пхе. За время, пока ты самопал заряжаешь, я выпущу десятка два стрел, и все попадут в цель.

Хоробрит мог бы согласиться с доводами Сослана, если бы не видел, насколько разрушительна мощь пороха.

Каждое утро Сослан со своими людьми спускался к мёртвому городу, чтобы подстерегать купцов. Караваны, правда, появлялись редко. Но если удавалось захватить его, то добыча превосходила все ожидания. Однажды Хоробрит спросил Сослана, почему тот стал разбойником. Главарь ответил, что беззаботная жизнь его устраивает.

— Зачем строить жилище, пахать землю, засевать её, разводить и пасти живность, если однажды явится алчный князь с отрядом воинов и всё у тебя отнимет.

— С тобой такое уже случалось?

Сослан долго молчал с хмурым лицом, но его угрюмость была вызвана не вопросом Хоробрита, а воспоминанием.

— Не только со мной. Моего прадеда ограбили и убили воины шемаханского правителя. Деда ограбил Тохтамыш. Второго деда — Тимур. Отца убил уцмий Кайтага, когда пришёл к нам с войной. Я выслеживал его всё лето и убил стрелой. За мной гнались много дней и ночей. Но я ушёл. В отместку прислужники уцмия зарезали двух моих братьев. Так что мне уже не хочется заводить семью.