Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

За городом курьер увидел двух ободранных монахов-францисканцев, что, сидя под раскидистым дубом, воровато ели паляницу, запивая водой из ручья, который тут-таки журчал под их ногами. Христоф собирался пройти мимо них, поскольку мало интересовался монашеской братией, но монахи, заметив его, чуть не подавились. Удивленный Христоф остановился. Монахи тем временем поднялись и похромали к нему. За несколько шагов один чуть поднял капюшон, который закрывал пол-лица, и перед ним появился лик… Казимира. Очевидно, вторым «иноком» был Орест.

— Ну вот, — Христоф от души захохотал, — чего это вы так прибрались?

— Тише, — попросили «монахи», — не выдай нас.

Курьер перестал хохотать и оглянулся вокруг. К счастью, его никто не слышал.

— Я думал, вы дали стрекача подальше от этих мест, — сказал он.

— Мы и собирались, — молвил брат Казимир, — но Оресту в причинное место запала девка, что была в лодке, вот он и уперся, как осел: «Не пойду без нее, и край».

— Что ж за девка такая? — переспросил Христоф. Наемник рассказал то, что не досказал в Межириче. Про соглашение с Сангушко, про нападение на лодку и про то, как их схватила стража. Умолчал только про драгоценности.

Курьер задумался.

— А не зовут ли ее часом София Елецкая? — спросил он погодя.

Орест закивал головой.

— Знаешь, где она, брат?

— Знаю, — Христоф махнул в сторону замковой горы. — В Башне Каменной.

Юноша вздрогнул, как от удара палицей.

— Ты уверен? — лихорадочно спросил он.

— Не совсем, — курьер был искренен, — но вечером узнаю наверняка.

— Послушай, брат, — Орест взял его за локоть, — помоги ее похитить.

— Э, нет, — отмахнулся Христоф, — сам король в ней заинтересован. Разве я себе враг?

Наемник стиснул зубы.

— Тогда хоть скажи, там ли она наверняка, — процедил Орест.

Однако курьер этого не услышал. Он принялся внимательно рассматривать лицо Казимира, что, закинув капюшон за затылок, вытирал пот со лба. Смотрел так, будто видел впервые эти худые удлиненные черты, остроконечную бородку и немного запавшие глаза. Если бы добавить к этому более-менее приличную одежду, то от короля было бы не отличить. Через минуту Христоф уже сиял от счастья.

— Вот что, — сказал он наемникам, что от такой перемены его настроения пораскрывали рты, — я помогу вам в нашем темном деле, но сначала мне самому надо вашей помощи.

Курьер во второй раз оглянулся, а потом начал что-то шепотом им втолковывать. Те слушали, отчаянно жестикулируя, хоть в конце концов достигли-таки согласия и разошлись, договорившись, очевидно, о новой встрече.

Когда Христоф вернулся в замок, его уже искали. Вот-вот должна была состояться следующая аудиенция, и Карбовник уже стоял по левую руку от князя. Курьер, виновато опустив глаза, встал, как раньше, с правой стороны.

Посланцы Девлет-Гирея смахивали на побитых псов. Низко поклонившись, они пожелали князю милости Аллаха и ждали дозволения перейти к делу. Христоф подумал, что если бы татары взяли Межирич, то эти люди вели бы себя совершенно иначе. Однако запугать Константина Острожского не удалось.

Князю напомнили про какую-то давнюю договоренность, по которой София Елецкая должна перейти к ним, а затем отправиться в Стамбул.

— Великий хан Девлет-Гирей, что имеет глаза и уши на моих землях, — сказал Острожский ровным твердым голосом, — наверное, ведает про то, что коронный форт, в котором она пребывала, уничтожили разбойники.

— Как и то, — поклонился посланник, — что было это совершено по княжеской воле.

Острожский кивнул.

— Тогда очевидно, — сказал прибывший, — что эта женщина находится под опекой князя.

— Великий хан Девлет-Гирей, что имеет глаза и уши на моих землях, — повторил хозяин, и это скорее походило на издевательство, — должен знать, что на следующий день на моих лодочников напали, а ее снова похитили.

— Мой пан думает, — возразил посланник, — что князь приказал своим слугам так поступить.

Острожский угрожающе поднялся, но тот продолжил:

— Также великий хан велел передать, что Аллах смилостивился над Межиричем только раз, и милость его не безгранична. Если князь не выдаст ту женщину, как и обещал, много крови неверных будет пролито, и много их городов сравняется с землей.

После сказанного послы, очевидно, готовились к худшему, но Острожский отпустил их с миром, сказав, что принял к сведению пожелания хана.

Оставалось неведомым, повлияли ли на него эти угрозы. Князь выглядел спокойным и невозмутимым.

Поздно ночью прибыл человек, что показался курьеру до боли знакомым. И только когда тот заговорил, Христоф узнал мадьярского вельможу, с которым сцепился в Олесько. Тот не обратил на него никакого внимания, будучи полностью сосредоточен на разговоре с князем.

Аудиенция была короткой. Собеседники все время говорили на венгерском, и только напоследок хозяин проговорил на русинском:

— Ладно. Завтра ее заберешь.

Мадьяр вышел, и Христоф, сжав кулаки, также покинул зал. Более всего ему хотелось броситься вслед недавнему обидчику, однако кое-что поважнее заставляло отложить месть.

Ступая как можно тише, он добрался до своих дверей, одновременно заметив, что пани Яблоновская возле покоев короля спала сном блаженных. Христоф неслышно зашел в комнату и вполголоса произнес:

— Пора, Казимир.

В темноте выросла высокая худощавая фигура и, миновав курьера, двинулась к спящей женщине. Став над ней, Казимир немного неуверенно проговорил:

— Пани Яблоновская, проснитесь…

Женщина встрепенулась и, протерев глаза, испуганно взглянула на него.

— Ваше величество… — взволнованно молвила она, — ваша королевская милость в чем-то нуждается?

Заметив, как ненароком немного обнажились ее пышные груди, Казимир подумал, что не так уж и трудно будет выполнить просьбу Христофа. Можно было и не колебаться.

— Да, нуждаюсь, — ответил наемник, полностью вжившись в образ, — нуждаюсь в вас…

Уже через минуту Казимиру показалось, что в этой женщине таилась какая-то неистовая и порочная стихия, которую он потревожил. Оседлав его, она прыгала и крутилась, хлопая себя по бедрам, хватаясь за перси и раз за разом отбрасывая от лица такие же растрепанные длинные волосы. При этом исторгала из мужчины такие безумные звуки, которых от него не слышали даже противники в бою.

Конечно же, теперь Христоф мог беспрепятственно проникнуть в королевские покои, где при нескольких свечах сидел побледневший от ужаса Сигизмунд Август.

— Что там творится? — сдавленным голосом спросил монарх.

— Ваше величество, — вместо ответа сказал курьер, — прошу вас немедленно следовать за мной.

— Куда? — не понял король.

— Мы покинем замок, — сказал Христоф, — вот, оденьте это.