Лиза Кляйн - Мое имя Офелия [litres]

Мне было стыдно, что я обманула Мектильду. Но любопытство пересилило чувство вины. Подобно человеку, уснувшему во время захватывающей сказки, мне не терпелось узнать конец этой истории.

– Расскажи, Горацио. Расскажи мне обо всем, что произошло, так как зелье начисто стерло все воспоминания из моей памяти.

И Горацио рассказал мне, как пошел вслед за мной к ручью и видел, что я выпила зелье и забралась на иву. Он рассказал, как поднял тревогу, когда я упала с ветки, а потом побежал вниз по течению и бросился в воду, чтобы перехватить мое плывущее тело.

– Вода была холодная, а течение быстрое. Ваши намокшие одежды стесняли вас, тянули под воду. Я потерял дно под ногами и чуть сам не утонул. Если бы не стражник, который услышал мои крики, мы бы оба погибли. Он приложил все силы, чтобы вытащить ваше безжизненное тело из воды. Мы вместе отнесли вас обратно в замок.

– Ох, Горацио! – воскликнула я, приподнимаясь на локтях. – Этот стражник оказался поблизости, потому что покушался на мою жизнь. Я его чуть-чуть опередила. – Я объяснила, что это был Эдмунд, мой мучитель в детстве, и описала, как он мне угрожал.

Горацио пришел в ужас, когда узнал, что за ним незаметно кто-то следил, да еще такой опасный негодяй.

– Не думай об этом, – успокоила я его. – Думай о том, что если бы тебя не оказалось рядом, он бы наверняка меня убил. Теперь рассказывай дальше.

Горацио уселся на табурет рядом с моей лежанкой, поставив локти на колени.

– Отпевание прошло быстро, так как многие подозревали, что ты покончила с собой, и, следовательно, твоя душа проклята.

– Быстрое отпевание, это очень хорошо. Длинная, официальная служба для меня бы плохо закончилась, если бы я слишком быстро очнулась, – сказала я с улыбкой. – Но имеет значение только то, что Клавдий считает меня мертвой. Он действительно так считает?

Горацио развел руками, выражая сомнение.

– Вы знаете, Офелия, все в Эльсиноре не такое, каким кажется. Гертруда плакала во время службы, и я верю, что она горевала искренне, но Клавдий не выказал ни удовлетворения, ни горя. – Горацио задумался на минуту, потом твердо покачал головой. – У него нет оснований думать, что вы живы. Он видел ваше тело, бледное от холодной воды, и был свидетелем ваших похорон.

– Как Элнора восприняла это известие? – спросила я. Она была единственной, перед кем мне было стыдно за свой обман.

– Эта женщина очень горевала. Она умастила маслами и завернула ваше тело, проливая при этом обильные слезы. Она не заподозрила, что вы всего лишь спите.

Когда действие зелья немного ослабело, мои чувства тоже освободились. При мысли о том, что Элнора горюет обо мне, я дала волю слезам. Я знала, что она вымыла мои волосы розмарином, потому что они до сих пор сохранили его запах. Она одела меня в мое любимое платье из желтого дамаска поверх нижней юбки, вышитой ее собственной рукой, это был ее последний подарок, последнее свидетельство ее доброты. Как, должно быть, болели ее косточки от этих усилий! Пока я плакала, Горацио встал и стоял поодаль от меня, у очага.

– Ты вернул ей мою корзинку? – спросила я. – Я оставила ее под ивой.

– Нет, я ее не видел. Вы мне говорили о ней?

Я покачала головой, потому что я не сказала ему о корзине.

– Нет, я виновата, Горацио. Я думала только о себе.

– Нет греха в желании жить, и это не повод лить слезы.

– Очень странное чувство – быть живой и одновременно мертвой для всех, кто меня знал, кроме тебя, Горацио, – призналась я, чувствуя, как меня заполняет чувство одиночества. Я сделала еще одну попытку, и мне удалось сесть. Твердо решив избавиться от вызывающих отчаяние мыслей, я вытерла слезы уголком грязной льняной ткани, окутывавшей меня. Это была ткань моего савана. Я оторвала кусочек, чтобы взять с собой, решив, что из нее выйдет хорошая пеленка для младенца.

Мектильда принесла мне миску горячего бульона и стояла рядом, пока я пила его маленькими глотками.

– Это вернет жизнь твоим рукам и ногам, – пообещала знахарка. – В нем есть шафран, он поможет стряхнуть оцепенение и обострит чувства. – Она еще не договорила, а я уже почувствовала, как новая сила вливается в мои руки и ноги. – Я позабочусь о болях Элноры. Горацио сегодня отнесет ей лекарство, – пообещала старуха.

Я поразилась ее мудрости. Как она прочла мои мысли и узнала о моем чувстве вины? Я поблагодарила ее, зажав в ладонях теплую миску.

– Продолжай, Горацио, – попросила я и кивнула ему, чтобы он рассказывал дальше. Мектильде придется довериться, так как бесполезно пытаться что-то скрыть от нее.

– Тебя опустили в землю в конце дня, а я вернулся с наступлением ночи, чтобы раскопать еще рыхлую землю. Я боялся, что грабители могил придут первыми, так как они не питают почтения к самоубийцам.

Я ахнула, потому что не подумала о том, что меня могут похитить из могилы, а мое тело выкопают грабители. Я обхватила себя руками и задрожала, вспомнив книгу Гамлета с рисунками вскрытого трупа, внутренние органы которого были выставлены напоказ, подобно добыче пиратов в разорванном мешке.

– К счастью, – продолжал Горацио, – никого там не оказалось в то время. Но я не мог пробудить вас от этого сна, подобного смерти. Я боялся, что вы погибли… – Его голос задрожал, он глубоко вздохнул, а потом продолжил: – Я поспешил отнести вас в дом Мектильды, и с помощью зеркала мы убедились, что вы еще дышите.

Я почувствовала, как у меня перехватило дыхание, услышав, что действительно чуть не умерла. Ох, отважный Горацио, который пошел на такой риск, чтобы спасти меня из реки и из-под земли! Как я смогу отплатить ему за преданность?

– Тебя видели на кладбище? – вот все, что я у него спросила.

– Я даже не знаю. – Горацио в затруднении потер виски. – Там могли быть ожидающие случая грабители, или стражник, который видел, что я вас унес. Тревога за вашу жизнь перевесила осторожность. Простите меня.

– Не за что прощать, – ответила я. – Это я прошу прощения за то, что заставила тебя, честного человека, участвовать в обмане.

– Разве обман – проступок, если он помогает сохранить добродетель? – спросил Горацио.

– Я не в настроении философствовать, и меня тошнит от рассудительности! – закричала я, во мне нарастало недовольство. – Я предала дружбу Элноры, я навредила тебе и Мектильде. Я должна уйти отсюда до того, как тебя разоблачат, и ты пострадаешь из-за меня. – Я встала и убедилась, что мои слабые ноги достаточно хорошо меня держат. – Сомневаюсь, что моя жизнь стоит той опасности, которой ты подвергался, Горацио. Теперь оставь меня и скройся до тех пор, пока не убедишься, что твоей жизни ничто не угрожает.

Горацио положил ладонь на мой локоть, чтобы остановить меня.

– Нет. Погодите, – сказал он, – я должен сообщить еще кое-что. Гамлет вернулся в Эльсинор.