Тарас Рыбас - Красный снег

Буйницкий сиял с «буржуйки» вскипевший чайник.

— Будем греться, — сказал он, доставая сухари и измельченный сахар. — По случаю дорогих гостей…

— Богато живешь!

Вишняков принялся пить чай, боясь так же, как и Фатех, расходовать больше одного маленького кусочка сахару на одну чашку. Черт-те сколько заплачено за него! А может, осталось от старых запасов. Человек-то он не последний, служба, видать, была хорошая.

— Удивительно все меняется, — говорил Буйницкий, незаметно подкладывая Вишнякову и Фатеху по новому кусочку сахара. — Я не могу, например, перечитывать сейчас «Историю государства Российского». Там все о царях. А я вспомню, как легко и незаметно ушел с арены последний Романов, так и начинаю думать, что все ведь они были лишними и не нужными для народа уже давно.

— Служба у тебя была хорошая? — спросил Вишняков, не желая говорить о царях.

— Не столько хорошая, сколько высокооплачиваемая.

— Сколько же ты получал в год?

— Иногда две, иногда три тысячи.

— Зачем же тебе революция?

— Хорош вопрос! — засмеялся Буйницкий. — Революция действительно отобрала у меня прежние заработки. Все же я служу ей, как могу.

— Почему?

— А она мне нравится. Свежестью от нее пахнет!

— Запахи привлекают? — ухмыльнулся Вишняков. — Убить могут. Вот и свежесть…

— Это верно, — согласился Буйницкий. — Революции никогда не проходили бескровно. Тем не менее это не убавляло ряды революционеров. Больше всего на свете люди желают свободы и избавления от прежней, традиционной зависимости.

— У нас есть Пашка-телеграфист, тоже требует свободы. Мы ему полной свободы не даем. Верно, Фатех?

— Да, да…

Буйницкий задумчиво склонил голову и закрыл глаза. Лицо его сморщилось, сам он стал как будто меньше.

— Вы говорите об анархисте?

— А бог его ведает, к какой партии принадлежит Пашка — дерево между деревьев. Названия ему нельзя придумать. Оно растет. Пока в тени — одно, а поднимается кроной к свету — другим станет. Об общей пользе он не думает, а других расталкивает, чтоб не затеняли его.

— Очень хорошо! — встрепенулся вдруг Буйницкий.

— Что ж хорошего? Дай ему свободу — он чего только не натворит. У него понятия свои.

— Мы, инженеры, интеллигентные люди, больше вашего понимаем, что необходимо в данную минуту для России. Ваш Пашка, конечно, нас не занимает. Он нам не интересен. Мы приглядываемся к таким, как вы. Мы ничего не можем сделать без рабочих, без солдат, без крестьян. У вас к нам недоверие по той причине, что мы когда-то получали хорошее жалованье, привыкли есть сытно и долго на осьмушке хлеба не продержимся. Нам нужно преодолеть это недоверие. Как это нам удастся, одному богу известно. Преодолеть надо.

— Ты о своем, а я тоже могу о своем, — мрачно сказал Вишняков. — Мы вот чаи распиваем, а мою Казаринку, наверно, атакует Черенков. Хлеба нет, крепежного леса нет, керосина нет. Как жить?

— Очень хорошо! Девять десятых вашей жизни состоит из невероятных трудностей, вы от них не убегаете. Вот что мне нравится и что меня навеки привязало к вам!

— Умен! Умен, ясное дело! — откровенно похвалил Вишняков.

Прощаясь на другой день с Артемом, он и от него услышал об этих «девяти десятых революции», за которые надо еще драться.

— Шахту и добычу поддерживайте, сколько возможно, — коротко наказывал Артем. — Каледина нельзя недооценивать. Военную помощь вы получите. До скорой встречи! — Порывисто обнял и пошел навстречу каким-то людям, шумящим о непорядках на станции.

В составе для Казаринки были вагоны с лесом, керосином и спецовками для шахтеров. Вишняков повеселел. Вспоминая харьковское житье, посмеивался:

— Только в храме не побывали. Интересно бы попа послушать, о чем он в данный революционный момент службу правит!

Фатех молчал. Удобно умостившись возле паровозной топки, он поглядывал на Вишнякова так, будто у них закончилось все трудное и теперь начиналась полоса спокойной, безбедной жизни.

На станции Яма стоянка затянулась. Дежурный, обнаружив вагоны с грузом, решил выяснить, куда идет состав, и не спешил давать отправление. Вишняков предъявил мандат, подписанный Артемом. Это не помогло.

— Бумажка ни к чему, — заявил дежурный. — Не имею права давать отправление без осмотра и проверки вагонов.

— Глядя, если хитришь, я с тобой не так поразговариваю! — пригрозил Вишняков.

Делать нечего, надо подчиняться.

Пока шел осмотр, он нервно вышагивал по путям. Знакомо и волнующе повеяло дымком. Там, где машинисты чистили топки, пахло горящим террикоником. У Вишнякова сжалось сердце — он вспомнил о доме. Как там Катерина? Небось шумит, воюет с сельскими мужиками. Могло же такое случиться, что она увлеклась заготовкой, да еще и других людей за собой повела. Горяча, задириста, не попала бы в беду. Подумав о том, что поездка ее небезопасна, Вишняков вздрогнул: он теперь не представлял, как можно жить без Катерины.

«Поторопить надо с этим осмотром…»

Вишняков вернулся к составу. Вдоль него все еще ходил мужичок в задерганном полушубке, постукивая молоточком по колесам, и проверял смазку.

— Поживее бы двигался! — шумнул на него Вишняков.

Мужичок поднял заросшее седой щетиной лицо и ничего не ответил.

Фатеха не было. Пошел, наверно, раздобывать кипяток. Он все попивал горячую водичку, дуя на нее и причмокивая, как будто то был крепко заваренный чай. Вот уж будет рад, если дорвется до своего настоящего чая!

«Что это за страдалица движется?..»

Вдоль состава шла женщина с детишками, укутанными в вязаные платки. На ногах не поймешь что — не то ботинки, не то сапоги с обрезанными голенищами. Идет, боязливо оглядываясь по сторонам. Всяких глаз навидался Вишняков, но такой безысходности и муки, заключенной в двух темных провалах костистого, воскового лица, ему еще не приходилось видеть.

Он пропустил ее мимо, не решаясь спросить, откуда и куда она движется. Прошаркали сапоги-ботинки. Заскулил тихо меньшой, которого она держала на руках. Молча, взрослыми глазами поглядел на Вишнякова старший.

Вишняков решился окликнуть:

— Далеко ли путь держите?

— Не знаю, — ответила женщина, продолжая идти.

— Погоди малость, — в два шага догнал ее Вишняков. — Детей-то поморозишь! Куда едешь, спрашиваю?

Она подняла па него темные глаза:

— А зачем это вам?

— Может, помогу! Состав наш идет в сторону Дебальцева, подвезти можно.

— Дебальцево… Дебальцево… — прошептала она, будто вспоминая это название. — Я уже там была…

— А куда же теперь?

— Не знаю… Со станции меня гонят, а сесть в поезд я не могу… Я хотела попасть на харьковский поезд. В Харькове живет тетя…

— Тетя тебе как раз и нужна…

Вишняков взял старшего на руки: