Леонид Рахманов - Повести разных лет

Г о л о с Б о ч а р о в а. В прихожей, Марья Львовна.

Марья Львовна идет в прихожую. Едва вступив туда, вскрикивает от неожиданности и роняет щетку. Тотчас слышатся невнятные восклицания, поцелуи, мужской смех с теноровыми, звонкими нотами. В гостиную вваливается д в о р н и к с большим чемоданом. В дверях кабинета появляется и сразу же опять исчезает Бочаров. Разговор супругов начинается еще в прихожей.

Г о л о с М а р ь и Л ь в о в н ы (крайне взволнованный) . Хорош! Вместо недели — месяц.

Г о л о с П о л е ж а е в а (не менее взволнованный) . Ты что, смеешься? Все английские университеты объехать… Вкруговую, да еще через минную зону, да разные заграждения, формальности, препоны.

Г о л о с М а р ь и Л ь в о в н ы. Постой, где ты был?

В дверях гостиной показывается спина П о л е ж а е в а, он в пальто и шляпе.

П о л е ж а е в. Понимаешь, не утерпел. Из Стокгольма проехал в Англию, побывал в Кембридже, куда меня опять звали. Представляешь, как это сложно нынче? А на обратном пути банкеты в честь меня устраивали. Нашли время! То минами, то шампанским меня взрывать.

М а р ь я Л ь в о в н а (показываясь за его плечом) . Чтобы я еще раз отпустила тебя одного!.. Я-то думаю: почему он сидит в Стокгольме, что там делать? Только получить премию. А он — смотрите. И ни одного письма. Авантюрист! А как ты домой попал без звонка?.

П о л е ж а е в (пятится, пропуская вперед Марью Львовну) . Смешно! Да ключ-то у меня с собой.

М а р ь я Л ь в о в н а (недоверчиво) . Ну-ну, я была уверена, что ты его потерял… Обронил в минной зоне…

П о л е ж а е в (довольный и оживленный, в элегантном пальто с черным бархатным воротником, с небольшим саквояжем в руке проходит в комнату) . Вот еще! На, посмотри, пожалуйста. (Безуспешно роется в карманах, тревожно оглядываясь на Марью Львовну.) Неужели я его действительно обронил?

Порывается бежать в прихожую, но оттуда в этот момент выставился до половины туловища д в о р н и к и тянет руку с ключом.

Д в о р н и к. Дмитрий Илларионович, так я же вам сейчас открыл. А ключ вы еще в прошлый раз в двери оставили. Только вы уехали, гляжу: торчит в скважине. (Заботливо обтерев о полу, отдает ключ.)

П о л е ж а е в (молча, косясь на Марью Львовну, выхватывает ключ) . Скважина!

М а р ь я Л ь в о в н а. Не сердись на него, Дима.

Дворник уходит. Полежаев, веселый и улыбающийся, идет к окну, с удовольствием осматриваясь вокруг себя, нюхая цветы, расправляя листья. Особенное внимание уделяется рослому кактусу.

П о л е ж а е в (с нежностью гладит его и, наколовшись, отдергивает руку) . Смотри, как он вырос без меня! Молодец! Ну да мы тоже не теряли времени. (С живостью оборачивается.) Какую я речь закатил!..

М а р ь я Л ь в о в н а. Пожалуйста, раздевайся. Расскажешь все по порядку.

П о л е ж а е в. По порядку неинтересно. Сначала я главное покажу. Не ходи, не ходи за мной. (Исчезает в прихожей, утаскивая за собой чемодан.)

Марья Львовна усаживается на стул против двери. П о л е ж а е в чинно выходит в мантии и шапочке доктора естественных наук Кембриджского университета, важно откашливается и начинает речь.

Милостивые государи! Когда Гулливер осматривал академию в Лапуте, он обратил внимание на человека сухопарого вида (с легкой улыбкой оглядывает себя) , сидевшего, уставив глаза на огурец, запаянный в стеклянном сосуде. На вопрос Гулливера диковинный человек пояснил ему, что вот уже восемь лет, как он погружен в созерцание этого предмета — в надежде разрешить тайну солнечных лучей. (Небольшая пауза, легкий поклон в сторону аудитории.) Я должен признаться, что перед вами именно такой чудак. Около сорока лет я провел, уставившись на зеленый лист в стеклянной трубке. И внимание мое как раз было занято тайной улавливания и запасания впрок солнечных лучей. (Стоит, выдерживая минутную паузу, пока Марья Львовна выражает свое восхищение, и милостиво улыбается ей.) Что, интересно? А дальше не очень….

М а р ь я Л ь в о в н а (умоляюще) . Дима!

П о л е ж а е в. Понимаешь, я расчувствовался, и конец получился гораздо скучнее.

М а р ь я Л ь в о в н а. Дима, я рассержусь.

П о л е ж а е в (смеется) . Вот дурочка! (Далее говорит серьезно, почти грустно.) Мой труд, я сказал… как и жизнь моя… близится к концу. Через год я надеюсь опубликовать результаты. Хочется думать, что к тому времени война кончится, кончится и разъединение ученых Европы. И через год, празднуя праздник мира, вы уже с легким сердцем снова соблаговолите выслушать меня здесь, в стенах этого старейшего университета. (Стесняясь пышности своих слов, поясняет.) Это я говорил в Кембридже, не забывай. (С увлечением.) Тогда-то и началось. Все встали, причем совершенно молча. Стоят, молчат и на меня смотрят. Прямо страшно… Точно клятва. Верность до гроба. Все в мантиях, старики вроде меня, еще древнее. Вокруг готика, зал высокий. Под потолком мрак. Черные стены резные. К стенам огромные фолианты на цепях прикованы… Самая средневековая обстановка.

М а р ь я Л ь в о в н а (плачущим голосом) . Взглянуть бы! Почему я не ученая?

П о л е ж а е в. Потом церемонии начались, латынь. (Произносит несколько звучных латинских фраз.) Потом штуку эту на меня надели (одергивает мантию) , и стал я доктором естественных наук Кембриджского университета. Все. (Стоит, улыбаясь, мантия его распахнулась.)

М а р ь я Л ь в о в н а (всплескивая руками) . Поверх пальто надел!

П о л е ж а е в (сконфуженно запахивается) . Смешно, я же торопился. Девочка, да мы с тобой еще не здоровались по-настоящему.

Марья Львовна прячется в складках мантии, но вдруг отскочила: в кабинете гулко откашливается Бочаров.

М а р ь я Л ь в о в н а (хохочет) . Посадила его и забыла. (Тихо.) Почему-то, не знаю, пришел рано — я комнаты убирала. (Открывая дверь.) Миша, вылезайте из своей берлоги. Вот несчастный! Спички-то я забыла вам принести. (Уходит в прихожую, трясясь от смеха.)

Б о ч а р о в (неловко протискиваясь в дверь, Полежаеву) . Поздравляю вас. Я все слышал.

П о л е ж а е в (строго) . С чем вас и поздравляю. (Добреет.) Впрочем, спасибо, голубчик. Очень рад вас видеть. А вы тоже соскучились?

Бочаров бормочет что-то конфузливо. Долго трясут друг другу руки.

(Скрывая растроганность.) По-английски надо здороваться. Как я вас учил?

Бочаров ретиво следует совету учителя, и тот, кряхтя и потирая плечо, отскакивает в сторону.

М-да! Вот так примерно.

М а р ь я Л ь в о в н а (входит) . Миша, из вас вышел бы идеальный арестант.

Б о ч а р о в (странно взглянув на нее) . Вы думаете, Марья Львовна?

П о л е ж а е в. Почему арестант? Кстати, перед отъездом мы так торопились, что забыли даже присесть, как полагается при проводах. Может, это сейчас не поздно?