Леонид Рахманов - Повести разных лет

Биргер, завидев Александра, обогнавшего свою дружину, пришпоривает лошадь и тоже оказывается значительно впереди своего отряда. Ни тот ни другой не сворачивают в сторону и на всем скаку сталкиваются, вздыбив коней. В ту же секунду сшиблись посреди луга обе дружины, и между ними началась рубка.

Удар за ударом обрушивает опытный, закаленный в битвах Биргер на молодого князя, тот едва успевает прикрываться щитом; оседает и пятится под ним конь. Привстав на стременах, Биргер высоко заносит меч, чтобы нанести окончательный удар. Александр успел отвернуть коня, и меч со свистом прорезает пустоту. И в то же мгновение Александр сам наносит свой первый удар, который оказывается и последним. Его меч с такой силой бьет по опущенному забралу ярла, что тот вылетает из седла.

Гневный стон вырывается у шведов, и они бросаются на выручку вождя. Но русские их оттесняют; уже спешились двое русских дружинников, уносят Биргера; потерявшие своего ярла шведы дрогнули, начинается их бегство по направлению к лагерю. Вдогонку за ними скачут дружинники Александра. Сам Александр задержался, чтобы оберечь германского рыцаря, который упрямо продолжает биться, от богатырского меча Павши Онцифоровича.

— Сдавайся, рыцарь! — кричит Александр. — Не знаю, кто ты таков, но ты не свей! Твой пленник, Павша Онцифорович, сбереги его!

Бой в лагере подходит к концу. Трупы шведских воинов устилают поляну. Особенно много их вокруг кряжистого, короткошеего Сбыслава Якуновича, точно сросшегося со своим таким же коренастым конем.

Лошади, потерявшие седоков, мирно щиплют траву, отмахиваясь хвостами от слепней, — им нет уже дела до битвы.

Горячий Ратмир прорвался к золоченому шатру, над которым реет шведское знамя. Вход в шатер заслоняет собой восседающий на коне долговязый епископ с крестом в одной руке и длинным мечом в другой. Опрокинув по пути двух уставших, нерасторопных рыцарей, Ратмир кидается на епископа, но тот хладнокровно, метким ударом сбрасывает юношу с коня.

— Эх, Ратмир! — с досадой и болью вырывается у подскакавшего Александра. Он так напористо ополчается на епископа, что тот не выдерживает и пятит коня в шатер, давя копытами расставленную там посуду и яства. В эту секунду дружинник Сава, спрыгнув с лошади, топором подрубает опоры и шатер валится вместе со знаменем, прикрывая епископа и его коня.

Остатки шведского воинства, видя падение королевского стяга, с облегчением бросают оружие и сдаются.

Трубачи Александра оповещают о конце битвы.

Вечер. Багровый свет заходящего солнца освещает поле минувшего боя.

У поверженного наземь шатра Биргера на складном ременчатом стуле сидит Александр. Рядом с ним на таком же стуле — Павша Онцифорович, как старший в дружине воевода-боярин. Перед ними, низко нагнув голову, без шлема, с рассыпавшимися по плечам желтыми волосами, стоит рыцарь, приезжавший в Новгород с объявлением войны.

— Ярл Биргер — конунгу Александру! — говорит он по-русски, обходясь на этот раз без переводчика. — Ярл Биргер дает тебе, конунг, письмо и клятву никогда более не приходить на Русь войной.

Александр молча кивнул.

— Ярл Биргер просит конунга Александра как брата, — продолжает посол (голос его дрогнул), — позволить нам увезти на трех кораблях трупы погибших в битве знатных воинов и похоронить остальных на этой… (поправился) на твоей земле, конунг…

Александр снова молча кивает.

— Ярл Биргер сказал все! — торжественно заключает посол. — Он сожалеет, что из-за раны не может тебя сам приветствовать, и желает тебе, великий конунг, здоровья и славы! — Он кланяется и отступает сперва на шаг, потом, после второго поклона, на два шага.

— Скоро же ты научился говорить по-русски! — усмехнулся Павша Онцифорович.

Александр обернулся к Павше:

— А где плененный тобою германский рыцарь?

— Где? — растерянно говорит Павша Онцифорович. — Где-то там… — Он делает неопределенный жест. — Его берегут!.

— Сюда! Тащи его! — раздались голоса за кустами, и несколько дружинников, сопровождаемые Гаврилой Олексичем и каким-то невзрачным мужичонкой, приводят на поляну германского рыцаря, одетого поверх лат в разорванное крестьянское платье.

— Да вот он! — обрадованно восклицает Павша Онцифорович.

— Александр Ярославич! — выступает вперед Гаврила Олексич. — Пленный сбежать хотел. Ладно, этот рыбак увидел, — показывает на мужичонку. Тот его прерывает:

— Дозволь мне, пресветлый князь, я скажу. Он в Копорье меня с челном нанимал. Вот этот, железный… (Немец стоит прислонясь к дереву, с презрительно-мрачным выражением лица.) Золото мне давал, гляди-ка!

— А ты ему что? — интересуется Александр.

— А я торговаться в голос, чтоб услыхали. Так он меня чуть не убил!.. Спасибо, помог племянник… Саня, где ты? — Ободряюще подзывает держащегося поодаль здоровенного парня. — Ишь, оробел перед светлым князем. А кабы не он, не видать бы тебе твою полонянку! — Он оборачивается к смущенному Павше Онцифоровичу.

Князь насмешливо смотрит на своего боярина.

Тот негодующе заявляет:

— Слово он мне давал… рыцарское!

Немец сердито трясет головой:

— Простое слово. Рыцарского я не давал.

Дружинники смеются. Князь задумчиво говорит, прищурясь на пламенеющий запад:

— В Копорье собрался… — Вдруг оборачивается к шведскому послу, который думал уже, что о нем забыли. — Зачем? Не знаешь?

— Нет, конунг! — растерялся посол.

— Кто этот рыцарь?

— Это… наш гость, — отвечает посол. — Он… любит море…

— Что ж! — Александр обводит рукой обагренное закатом поле битвы. — Он увидел здесь м о р е крови…

Молчание. Александр заметил понуро стоящих неподалеку пленных шведских солдат. Делает знак приблизиться одному из них. Подходит перевязанный и взлохмаченный швед с большой седой бородой. Это скальд, который пел в шатре утром. Посол Биргера подозрительно на него смотрит.

— Если простые воины, — говорит Александр, — будут столь же скрытны, как знатные рыцари, которых я отпускаю домой без всякого выкупа… — обрывает мысль, в упор спросив скальда: — Что ты знаешь об этом германском рыцаре, воин?

Раненый скальд глядит на остатки разломанной лютни, которые все еще валяются подле шатра, затем переводит тяжелый взгляд на германца.

— Этот рыцарь несправедливо меня обидел… — Помолчал. — Больше я ничего не могу сказать о нем, конунг.

Александр снисходительно улыбнулся.

— Ты боишься его, я вижу. Но ведь он у меня в руках!

— Я у тебя в руках, верно! — вдруг кричит разъяренный германец. — И в этом виновны шведские хвастуны и трусы. Но скоро ты будешь у н а с в руках! Ты и твой Новгород… И тогда… — внезапно умолк.

Долгая пауза.

— У вас — это у Тевтонского ордена? — весь собравшись, точно для прыжка, спрашивает Александр, понимая важность этого открытия. — Ты приехал сюда наблюдать за военными действиями союзной твоему ордену Швеции? А отсюда ты хочешь поехать туда, куда сами тевтоны намерены ударить? — И неожиданно заключает: — Что ж, туда мы поедем вместе.