Леонид Рахманов - Повести разных лет

И вновь отвечает многоголосо на минуту затихшая было площадь:

— Слава! Слава! Слава!

Александр идет по хоромам своего дворца. Чем дальше, тем быстрее идет, точно здесь ожидает его главная награда. Он один, никто его не сопровождает.

И навстречу ему, из дальних горниц, еще не видя мужа, но уже слыша его отчетливые, громкие шаги, спешит Брячиславна, сопровождаемая ближними боярынями. Она то ускоряет шаг, то, оглянувшись на свою постылую свиту, медлит чинно. Но, увидев наконец мужа, не выдерживает и бежит через всю просторную, устланную коврами гридницу, далеко позади оставив боярынь и девушек. За два шага до князя запнулась за край ковра и… летит к нему, как та девочка, что хотела броситься ему на руки со стены собора. Муж подхватывает ее, обнимает и целует так крепко, что боярыни и боярышни пятятся и прикрывают за собой двери.

— Саша! — говорит она и, отстранившись, долго смотрит на мужа, словно не узнавая или сверяя с прежним.

— Ты что, Саня?

— Иной стал, — тихо говорит Брячиславна.

— Хуже? — с тревогой спрашивает Александр.

— Лучше.

Она прижалась к его груди.

Горница Александра. На стенках ковры и оружие. Шкаф с узорчатыми резными стенками. Дверца открыта, в шкафу видны книги в богатых сафьяновых переплетах. Низенький стол. На столе письменный прибор, очиненные гусиные перья, тонкие листы белой кожи.

Александр сидит у стола в невысоком кресле черного дерева, инкрустированном перламутром и золотом, и пишет, держа пергамент на левом колене, поставив ногу на скамеечку. Александра сидит в другом кресле, не спуская глаз с мужа. Александр поднял на нее взгляд, и она просияла.

— О чем думала, Саня?

— Жалко! — она вздохнула.

— Чего тебе жалко?

— Нева далеко. Не видала я как ты бился…

Улыбка сходит с лица Александра.

— Не надо так говорить, Саня. Беда недалеко ходит… не дай бог, завернет к нам в Новгород!

Княгиня даже привстала:

— Ужель опять война скоро?..

— Отгоним! — твердо говорит он. — Теперь легче, теперь мне бояре поверят.

— Да, Саша, да! — горячо подтверждает Брячиславна. — Они тебя теперь почитают как… (подбирает слово) как отца родного!

Александр хохочет, представив Себя отцом этих старых и важных бояр. Смеется и Брячиславна: действительно, это пока не очень подходит ее молодому Саше…

В дверях появился отрок.

— Чего тебе? — сердито спрашивает князь, недовольный, что помешали.

— Владыка желает видеть тебя, пресветлый князь, — сообщает отрок.

— Владыка? — поражен Александр. — Сегодня?!

— С боярами, — договорил отрок. — Они здесь…

Архиепископ Спиридон, посадник и самые именитые бояре (среди них чернобородый Жирослав Рогович и Гурята) сидят перед князем на принесенных в горницу креслах. Говорит владыка, лицо и голос его скорбно-торжественны. Александр настороженно слушает.

— …Вот почему, княже, мы сочли за благо прибыть к тебе и сказать о том, что лежит на сердце. Доселе прощали бояре твою горячность за ради младости. Теперь ты муж знаменитый… Поди сам не ведаешь, с какою ревностью за рубежом ныне слушают о твоем всяком слове и действе! Чуешь, к чему веду, княже?

— Чую, — сдержанно отвечает Александр.

— Чем слава громче, — поучает владыка, — тем меньше махать мечом должно. Как имя божие не произносить всуе, так меч из ножен зря не вытаскивать. Уразумел, княже?

— Уразумел. Все верно, — хмуро говорит Александр. — Только где это я махал мечом понапрасну? На Неве, что ли?

— Может, и на Неве! — смерил его суровым взглядом Жирослав Рогович. — Народ тебя за то славит, да ведь народ прост, а мы дале видим. За иной победой беда и горе влачатся… Особливо когда победитель слеп, распален удачей. — Боярин усмехнулся в холеную черную бороду. — Сказано в древности: победителей, мол, не судят! Не знаю: тогда, наверно, своих князей во всем трепетали… — Гордо выпрямился. — Мы ж, новгородцы, грамоту с любым князем пишем, чтобы не самовластничал. Победитель — тем паче… Господин степенный посадник, — обращается боярин к Степану Твердиславичу, — укажи князю, в чем он нарушил грамоту.

Посадник охотно загибает палец за пальцем:

— На свеев пошел по своей, не по нашей воле… Ссоришь нас с добрым соседом — тевтонскими рыцарями: им назло новые крепостцы на рубеже ставишь… Взял в полон ихнего рыцаря…

— Барона фон Шум… тьфу! Фон Штурм Федера! — подсказывает Гурята. — Ладно, того честного рыцаря мы сегодня домой проводили… просили его не корить нас за твою невежливость.

— Отпустили! — не выдержал Александр. — Да ведь он сознался, о чем орденцы замышляют!..

Посадник встает.

— Не пререкаться с тобой пришли… Последний раз тебя, княже, просим: выполняй грамоту! Правь, как в Новгороде князю положено, охраняй нашу землю, но сам на войну неразумную не нарывайся. В том подтверди святую клятву, кою по младости лет нарушил — самовольно пошел на свеев…

— И будем в мире! — торопится досказать владыка, заметив, как гневно блеснули глаза молодого князя.

— С кем в мире, преосвященный владыко? — спрашивает Александр. — Со мной, русским князем… или с коварными рыцарями? Верно, они без меня вам глаза затмили…

— А со всеми в мире, — невинно поясняет Гурята. — Ладком да тихонечко. Вот и сено тебе под городом, светлый князь, не след косить для дружинников, о том в грамоте тоже сказано… — Он впивается острым взглядом — как подействовало на князя это издевательское напоминание.

— Нет, князь, — в упор смотря на потемневшее от обиды лицо Александра, говорит Жирослав Рогович. — Не для того мы тебя отроком к себе приняли, не для того вскормили себе князем, чтобы ты вредил Новгороду!

Слышен стук. Все оглядываются: княгиня стоит перед упавшим креслом.

— Это о ком всё? — произносит она дрожащим голосом.

— Обо мне, — жестко отвечает князь. — Разве не слышишь?

Княгиня идет вокруг всей горницы, далеко обходя сидящих бояр. Подошла к мужу, встала рядом и, поклонившись боярам и особо — владыке, говорит грустно, но твердо:

— Спасибо вам, господа бояре! А чует сердце: захотите князя вернуть, да поздно будет…

Лесная дорога. Медленно движется крестьянский обоз. Рядом с тяжело нагруженными возами шагают мужики. Сзади раздается истошный крик: обоз догоняет верховой парнишка без шапки. Голыми пятками молотит он по бокам неоседланной лошади.

— Немцы! — кричит он. — Немцы идут!

Мужики торопливо сворачивают лошадей в лес, возы кренятся набок, громыхая колесами по корням и кочкам.

На опустевшей дороге показываются по трое в ряд крестоносцы. Поднятые забрала позволяют разглядеть среди них магистра и других участников совета ордена, а также барона Штурм Федера, самодовольно усмехающегося своим мыслям. За каждым из рыцарей следует оруженосец с копьем и щитом господина. Дорога идет под гору, и мы видим сползающую по склону бесконечную змею закованных в железо воинов. Над щетиной копий развеваются знамена и разноцветные значки с крестами, грифами, головами зубров и медведей.