Леонид Рахманов - Повести разных лет

Всадники едут молча, слышно только мерное постукивание копыт и изредка приглушенный лязг оружия.

Ночь. Освещенное луной озеро. Вдоль берега движется отряд русских всадников. Позади растянулись подводы со всякой кладью.

Посреди отряда едут верхом Александр и княгиня.

— Не спи, с коня свалишься! — с грубоватой ласковостью говорит он жене, которая дремлет, качаясь в седле.

— Я не сплю! — встрепенулась Брячиславна. — А Переяславль скоро?

— Устала, Саня? — Помолчав, Александр добавляет: — Не жизнь у тебя со мной, а перекати-поле… Вот муж достался! В загривок дунули — и покатился!..

— Уж какой есть! — рассеянно улыбнулась княгиня. Она любуется озером, деревцом, склонившимся над спокойной водой. — Хорошо здесь, в Залесье, тихо!..

— Тихо, — соглашается Александр. Еще помолчав: — А может, уже подобрались рыцари к Новгороду?..

— Саша, о том не думай! — Она успокаивающе погладила мужнюю руку, крепко сжавшую поводья. — Будем жить так, будто и нет на свете Новгорода…

Из темноты вырастают очертания заставы с рогаткой и сторожевой избой. Слышится окрик:

— Стой! Чьи люди?

— Князя Александра Ярославича люди, — отвечают в отряде. — Убирай рогатку!

На заставе оживление, из сторожки выскакивают еще несколько воинов. Кто-то узнал князя.

— Господи, сам Александр Ярославич!.. Петрован, скачи ко дворцу.

— Тихо! — недовольно говорит князь. — Зачем скакать?

Но один из караульных уже вскочил на лошадь, погнал ее по направлению к городу.

Дворец великого князя в Переяславле с ярко освещенными окнами. Блестит под луной позолоченный гребень крыши. На широком дворе выстроились вооруженные дружинники. Многочисленные слуги с факелами стоят у открытых настежь тяжелых ворот.

На двор въезжают князь Александр и княгиня. Навстречу им спускаются с украшенного тонкой деревянной резьбой и точеными столбиками крыльца младший брат Андрей и ближние бояре.

— Почет и любовь новгородскому князю и его молодой княгине! — весело восклицает Андрей Ярославич. — Здравствуй, победитель свеев! Здравствуй, Александра Брячиславна!

Андрей придержал стремя, помогая княгине сойти с коня.

Князь Александр отстраняет подоспевшего к нему боярина и, соскочив сам, с сердцем говорит брату:

— По большому чину встречаете! А кого? Изгоя!

Раннее утро. В одном конце огромного амбара ссыпают в закрома зерно, подтаскивают к ним мешки, в другом — складывают одна на другую шкуры и выделанные кожи, забивают бочки с медом, смолой, дегтем.

У двери, поближе к свету, сидит великий князь Ярослав Всеволодович, одетый в будничное. Вооружившись счетами, проверяет тиуна (приказчика), который смирно стоит рядом. Рядом же наготове стоит писец с подвешенным на груди приспособлением для письма.

— Чего ж ты наделал? — сердито говорит Ярослав. — Чистое жито в амбар для татар засыпал… Ведь я учил: поганым — поганое, его и веять похуже, а чистое — нам припрячь. Переяславцы тебе зимой спасибо скажут.

— Верно, князюшка, Ярослав Всеволодыч! Так и сделаю…

— Да шепни народу, чтоб хлебушко по ночам ели, а днем как-нибудь лебедой пробавлялись. Пускай татары думают, что у нас все подчистую выбрали. — Поглядел запись. — Бортного меда много ли от них схоронил? — Прикинул на счетах. — Ну, это еще добро. А ты, — обратился к писцу, — запись веди для татар, для баскака ихнего, а чего на деле — в своей голове держи. — Постучал ему по лбу: — Держи! Понял? — Ярослав повеселел. — Так и продержимся, бог даст, под погаными.

Повернул голову, В амбар вошел Александр, тоже одетый по-домашнему, в подпоясанной серебряным пояском рубахе. Почтительно здоровается с отцом — поцеловал ему руку. Тот зорко оглядел сына.

— Как спал, победитель? — И, не дожидаясь ответа: — Новгородцы, бывает, и мягко стелют, да спится от них потом ох жестко! Не кручинься, Саша! Отдам я тебе Переяславльское княжество, поучу с татарами ладить… — Он небрежно смахнул костяшки на счетах. — Это тебе не немцы, те во все сами входят…

Старый князь заметил, что Александр с недоумением разглядывает амбар с закромами и кожами и его самого со счетами и записями.

— Что глядишь? Не ждал грозного Ярослава в пыльном амбаре видеть? Думал, великий князь на коне, с подъятым мечом, татар воюет, а он от них, как трусливый смерд, как корыстный тиун от боярина, жито прячет!.. Еще что скажешь, Александр Невский?

Александр молчит. Ярослав Всеволодович, покосясь на слуг, на приказчика, решительно поднимается.

— Идем! Здесь толковать не место…

Затейливо расписанная, украшенная наивными символами государств, большая, во всю стену, карта плоской, как блин, земли.

— А того не знаешь, что здесь сердце Руси! — обводя на карте жезлом Суздальскую Русь, говорит Ярослав сыну. — Скудные, говоришь, земли, глушь? Да в том-то и сила, что нынче пока небогаты. Татары на них меньше зарятся.

— Что ж, так и жить за лесами? Тише воды, ниже травы, — Александр отворачивается от карты.

Ярослав прищурился:

— Трава даром что тонкая — землю пробивает!.. И вода только с виду тихая — сама камни точит… А по весне разгуляется — не удержишь, все снесет! — Он положил руку на плечо сыну, понизил голос. — Слушай, Саша, тебе одному скажу, Андрею даже не говорил: молод… Хочу межусобицу княжескую да боярское своеволие подсечь под корень. Хочу русские земли собрать воедино… — Александр с интересом слушает. Голос отца окреп, глаза блестят. — И тогда — как вода весной! Горе тогда гостям незваным, горе обидчикам! — Помолчав, отвернулся. — А пока… стану кланяться хану. Авось голова не отвалится…

Ярослав тяжело прошелся по горнице. Лицо его постарело, осунулось, взгляд потух.

— Но трудно, трудно подняться, Саша. Повыжжено все, разорено. Может, и не успею. Может, и ты не успеешь…

Остановившись у столика, жадно выпил кубок вина. Наливает снова, протягивает сыну.

— Отведай, хорошо ли.

— Вино доброе, — неохотно отпив, отвечает Александр.

Великий князь опять оживился.

— Видишь, везут нам в глушь заморское вино… Торговля-то с Днепра на Волгу ушла. Нынче по Шексне, по Оке, по Москве-реке пути идут. Дай срок, Саша, разбогатеем! Вот только Новгород сохранить, не то задохнемся…

Он снова подходит к карте и долго глядит на Новгородские земли.

— Переметчики, толстосумы проклятые! Ведь отдадут, отдадут город Тевтонскому ордену! Что тогда? — С силой вонзает жезл в дорогой узорный пол. — Так я же их усмирю! Будут знать, как идти против меня… против моего сына!.. — Лицо его исказилось гневом. — С голоду будут пухнуть! Все пути к ним закрою, подвоза лишу, хлеба не дам!

— Нет, отец, нет! — вырывается у Александра. — Ослабим Новгород — немцам поможем. Ты мне лучше позволь сбирать ополчение…