Леонид Рахманов - Повести разных лет

Жаровню подвинули под ноги. Лицо его сморщилось от боли, на лбу выступил пот.

— Ужо… на том свете вам, — прохрипел он, — такими ж калеными!..

Стон его заглушается воем дудок, одновременно взревевших на всех кораблях. Паруса спущены, гребцы, помещающиеся под палубами, загребают к берегу. Парень неотрывно смотрит на небольшой поселок, виднеющийся на берегу подле устья Ижоры. Удовлетворенно вздохнул, заметив мелькнувших между деревьями всадников в длинных холщовых косоворотках. Нахлестывая лошадей, они быстро удаляются от Невы в глубину леса.

— Поскакали наши! — шепчет парень. — Расскажут Новгороду!

Ревут дудки, бьют барабаны, — корабли королевской флотилии доблестно наступают на мирный рыбачий поселок с развешанными на кольях вдоль берега неводами, с тихими дымка́ми над избами, с белоголовыми ребятишками, которые испуганно выскочили из воды на прибрежный песок и таращатся на эскадру.

Совет господ в Новгороде. Бояре сидят вдоль стен на лавках; в красном углу — архиепископ Спиридон, главенствующий на совете, рядом с ним — князь Александр. За спиной князя стоит его новый оруженосец — молодой псковский щитник Ратмир, на лице которого мгновенно отражаются все его тревоги и переживания. У двери гонец в пыльной и рваной рубахе, с исцарапанным, исхлестанным ветвями лицом.

— Не верь, преосвященный владыка, дурным вестям, — убедительно, как и в прошлый раз на пиру, говорит чернобородый боярин Жирослав Рогович. — И вы, бояре, не верьте. Наплел нам гонец бог те что! Чуть не сам, мол, свейский король пришел воевать нашу Неву да Ладогу! Видно, страже князя Александра Ярославича во сне причудилось…

Смертельно утомленный гонец через силу поднял голову, хочет что-то возразить боярину. Его опередил князь:

— Преосвященный владыко, отпустил бы ты гонца на ночлег, он сомлел от устали.

Гонца увели. Другой боярин, постарше видом, заговорил тихим, елейным голосом:

— Те места я давно узнал — Ижору, Корелу нашу. Князь Александра на свете не было, а уж мы с его батюшкой Ярославом Всеволодычем и туда и сюда похаживали… да все ладком, все тихонечко. Боже упаси бывало дразнить свеев… или там немцев…

Раздается чей-то насмешливый голос:

— Бил Ярослав Всеволодыч крепко тех и других, коль без спроса лезли. Вот тебя я, Гурята, верно, в походах не помню. Где-то сидел… ладком да тихонечко!

Двое-трое бояр невольно расхохотались. Улыбнулся и Александр, взглянув на веселого богатыря Павшу Онцифоровича. Гурята с удвоенным усердием закричал тонким голосом:

— Нет, дослушайте меня, бояре, я дело хочу сказать. Коли и пришли свеи, то не нас они хотят воевать, а емь, сумь нечистую за рекой Невой. То не тронет нашу новгородскую честь, не порушит нашу заморскую торговлю. Что нам до еми?

Слышатся голоса:

— Он дело говорит.

— Не порушит, верно.

— Что нам до еми? Пускай ее бьют — то нашей Кореле тоже в пользу.

— А коли нас воевать пришли?

— Подождать, поглядеть надо…

— Да, может, и свеев-то нет на Неве?..

— Зашли две разбойничьи шнеки, да вышли… И прежде бывало.

— Миром, миром надо со свеями!

Сам владыка два раза согласно кивнул высоким своим клобуком.

На дворе раздается топот копыт. К крыльцу подъезжает надменного вида рыцарь со свитой. Соскочивший с коня оруженосец помогает ему спешиться. В сопровождении собственной охраны рыцарь поднимается на крыльцо, идет мимо оторопевших копейщиков владычьей дружины в горницу, где слышатся голоса спорящих бояр.

В горнице наступает тишина. Бояре изумленно смотрят на рыцаря. Выйдя на середину и бесцеремонно оглядев присутствующих, он обращается к Александру:

— Конунг!

Александр остается сидеть, мрачно глядя на дерзкого пришельца. Резким, без выражения, металлическим голосом тот говорит по-шведски:

— Ярл Биргер — конунгу Александру. Если можешь мне противиться — выходи. Я уже здесь и пленю твою землю.

Один из сопровождающих посла переводит эти слова на русский язык. После этого рыцарь бросает наземь к ногам Александра железную варегу и, не дожидаясь, пока ее поднимут и выразят покорность или негодование, повертывается, гремя доспехами. В невысоких дверях не успел нагнуться, ударился шлемом о верхнюю притолоку с прикрепленной к ней большой железной подковой, на момент отшатнулся, но не выказал ни смущения, ни досады. Только в сенях он снял шлем (отчего русые волосы его рассыпались по плечам, и вообще оказался он моложе и простоватей), недовольно потрогал пальцем вмятину на металле и снова аккуратно надел.

Бояре на совете растеряны:

— Как теперь будем?

— Надо послать за подмогой к великому князю Ярославу Всеволодовичу…

— А пока пускай свеи, — горько говорит Павша Онцифорович, — голыми руками берут что им надо!

— Зачем! Пока пошлем ответ Биргеру…

— Чего ж отпустили посла?

Кто-то кинулся к двери. Но на дворе уже застучали копыта, заржал конь, пыль застлала окошко. Посол ускакал со свитой. Бояре глядят друг на друга. Один вздохнул:

— С самим Биргером воевать!

— Воевода лютый! — поддакнул другой. — Свейской землей не король, а он правит…

— Тут лето еще подоспело — июль-страдник! — с сердцем говорит третий. — Как сбирать ополчение?

Гуряту осенила здравая мысль:

— Бояре! А чего Биргеру от нас надобно? Неву-реку? Так пускай он берет ее под свою руку. Морские разбойники без того грабят торговых гостей. Может, Биргер хоть наведет порядок. Мы пошлину ему гостевую будем платить.

Павша Онцифорович с ожесточением плюнул:

— Вот овцы-то, прости господи! Мало нам, что поверили веницейскому гостю: «Не до вас свеям, на датчан ополчаются, у них давние счеты…» Не до нас, как же! Князь Александр Ярославич, а ты что молчишь? — Он обернулся, и глаза его округлились от удивления.

Взоры всех остальных бояр также обращаются к князю, о котором забыли на время. Но место рядом с владыкой пусто: никто не заметил, как князь покинул горницу.

Жирослав Рогович откровенно захохотал в свою черную бороду:

— Вот наш защитник! Сбежал!

— Видать, больше нас напугался соколик! — ласково, с умилением произносит Гурята.

Посадник Степан Твердиславич пренебрежительно от него отмахивается. Говорит деловито:

— Пора решать, бояре. Преосвященный владыко, за тобой слово.

Владыка басовито откашлялся:

— Боязно, господа бояре, навлечь зло на Новгород… Боязно мне решать. Скажу так: сила солому ломит…

— Так, так, владыко! — кивает Гурята.

— Потолкуем о том, — продолжает владыка, — как с сильным поладить.

В соседней горнице, гневный, тяжело дышащий, с распахнутым воротом алой шелковой рубахи, Александр шагает взад и вперед мимо старого Ратши, который сочувственно следит за ним из-под взъерошенных седых бровей, мимо угрюмого старшего дружинника Сбыслава Якуновича. Круто остановился: