Леонид Рахманов - Повести разных лет

Шум, смех.

Г о л о с. Ловко его отбрил епископ!

Г о л о с Г е к с л и. Я на это отвечу полной откровенностью. Я не стыдился бы такого родства в далеком доисторическом прошлом. Я скорее стыдился бы иметь своим предком человека, который, не довольствуясь сомнительным успехом в собственной сфере деятельности, пускается в научные вопросы с целью затемнить их бессмысленной риторикой и отвлечь внимание слушателей искусным обращением к религиозным предрассудкам.

Шум. Крики: «Долой!», «Прочь!», «Слушайте!»

Г у к е р (тряся Муррея за плечи) . Взгляните на лицо епископа. Он точно ссохся от злобы…

Г о л о с Г е к с л и. Я бы стыдился быть не только потомком, но и современником человека, обратившего дары культуры и красноречия на службу предубеждениям и неправде.

Страшный шум. Крики: «Позор!», «Вон!», «Профессор Гексли прав!», «Оскорбили епископа!», «Он сам оскорбил!», «Правильно!», «Какой ужас!» Крики в дверях: «Пропустите, леди дурно!» Вытаскивают даму в обмороке и уносят ее в соседнюю комнату. Гукер и Муррей протеснились в зал. Звонок. Шум на минуту стихает.

Г о л о с п р е д с е д а т е л я. Леди и джентльмены, диспут окончен.

Шум расходящейся толпы. Из зала в библиотеку выходят Г у к е р, Л а й е л ь, М у р р е й и Г е к с л и. Последний в центре внимания. Это сравнительно молодой, худощавый человек с быстрыми и точными движениями и насмешливым, подвижным лицом. Он вытирает платком лоб. Все, особенно Гукер, оживлены. Впрочем, Лайель держится в стороне.

Г у к е р. Мы с Мурреем все это слушали, стоя на цыпочках у дверей. Конечно, мы многое пропустили.

Г е к с л и. Ну, вначале он говорил таким мягким голосом и так округляя свои периоды, что даже я — а я сперва осуждал председателя, зачем он разрешил ненаучные прения, — скоро простил добряка Генсло от всей души. Зато когда епископ не удержался и сделал выпад против меня, я так обрадовался, что шепнул своему соседу: «Господь предал его в мои руки!» Сосед поглядел на меня такими глазами, точно я потерял рассудок…

Из зала выбегает Б р о д и - И н е с.

Б р о д и - И н е с. Мистер Гукер, вы не видели моей жены?

Г у к е р (обращается к Гексли) . Но вы разделали его с полным хладнокровием.

Г е к с л и. А как же иначе было поступить?

Б р о д и - И н е с. Я потерял ее в толпе. Я боюсь, ее затоптали…

Через библиотеку проходят д в о е, пронесшие раньше даму.

О д и н. Пожалуй, ты уж слишком щедро полил ее водой.

Д р у г о й. Ничего. В другой раз не будет посещать диспуты.

Уходят.

Б р о д и - И н е с. Это Сузи! Она там! (Бежит в соседнюю комнату.)

Там вскрикивает женщина. Броди-Инес пятится обратно.

Ах, простите, сударыня, я думал, вы моя жена!.. (К Гексли и к остальным.) Какой день! Какой день!

Г е к с л и. Потерялась ваша жена?

Б р о д и - И н е с. Это ничего. Я изумляюсь вашему выступлению, мистер Гексли!

Г е к с л и. Вам понравилось!..

Б р о д и - И н е с. Не то слово. Я восхищен. Какой сарказм, какая ясная логика, какое сознание своей правоты! (Понизив голос.) Но вы же, могу сказать, публично высекли епископа. Правда, его грубый выпад против вашего дедушки заслуживал наказания…

Г у к е р. Преподобный Броди-Инес, оглянитесь назад!

В дверях зала стоит е п и с к о п О к с ф о р д с к и й. Не удостоив взглядом Броди-Инеса и холодно поклонившись Гексли, он проходит через комнату и выходит в противоположную дверь.

Л а й е л ь. Не придется ли вам, преподобный Броди-Инес, проститься со своей епархией?

Б р о д и - И н е с (смущен и обескуражен) . Надеюсь, епископ не будет столь мелочен. Я, право, не хотел…

Г е к с л и (Гукеру) . А что вы скажете, если через год епископ примирится с учением Чарлза Дарвина?

Г у к е р. Этого не может быть!

Г е к с л и. Вы плохо знаете дипломатов в рясе. Если учение Дарвина будет повсеместно побеждать, в чем я не сомневаюсь…

Б р о д и - И н е с. А знаете, я в этом тоже не сомневаюсь. Как раз я всегда говорил миссис Дарвин, да и самому Дарвину, и даже моей жене… К сожалению, моя жена иногда бывает удивительно нетерпима…

Г у к е р. Преподобный Броди-Инес, оглянитесь назад!

На пороге стоит м - с Б р о д и - И н е с. Она подходит к мужу и молча уводит его. После их ухода все смеются.

Г е к с л и. Бедный преподобный Броди-Инес!

Г у к е р. Он симпатичный, добрый человек. Он одержим мыслью всех примирить и со всеми согласиться. Прямая противоположность некоторым, не признающим даже очевидности. (Бросает косвенный взгляд на Лайеля.)

М у р р е й. Мистер Лайель, можно вас на два слова? (Отводит его в сторону.) Мистер Лайель, вы не забыли, что дома у вас лежит корректура вашей книги?

Л а й е л ь. Она лежит передо мной на столе.

М у р р е й. Когда за ней можно прислать?

Л а й е л ь. Подождите немного.

М у р р е й. Вы понимаете, задержка, естественно, удорожает стоимость набора.

Л а й е л ь. Поставьте ее на мой счет.

Г у к е р (к Гексли) . Вы извините, дорогой Гексли, что я несколько сосредоточен. Я все еще нахожусь под впечатлением вашей речи. Мне хочется как можно точнее изложить ее Дарвину. Он будет вам очень признателен. В ряды его защитников вступил такой смелый воин!

Г е к с л и (мягко) . Боюсь, что мы не совсем понимаем друг друга. По-вашему, я выступил, только желая защитить несправедливо обиженного Дарвина? Да учение Дарвина совсем не нуждается в защите. Оно само по себе такая большая сила, что перед ней в конце концов не устоит никто. Напротив, мы должны быть признательны Дарвину за то, что он вложил в наши руки такое могучее оружие духа. Он духовный отец целой программы действий, которую мы можем теперь осуществить. Я скажу больше: вся моя жизнь получила новое назначение с момента выхода его книги.

Муррей при упоминании о книге продвигается поближе.

Заново объяснить мир, природу, найти и увериться наконец, что нашел истину, — разве для этого не стоит жить и бороться?

Г у к е р. Гексли, я не могу выразить… Вы перевернули мне сердце! О, вы настоящий орел!

Г е к с л и (улыбается) . Я давно уже точу клюв и когти, чтобы ринуться на упрямых быков и баранов.

Л а й е л ь. Говорят, у них очень густая шерсть. Вы не боитесь завязить когти?

Г е к с л и (пожав плечами) . На следующей неделе я помещу большую статью в «Таймс» о книге Дарвина.

Л а й е л ь (с удивлением) . В «Таймс»? Да вы хотите, как Одиссей, проехать мимо Циклопа под брюхом его самой крупной и любимой овцы?

Г е к с л и. Нет, я проеду верхом среди бела дня на королевском льве.

Л а й е л ь (неожиданно залившись простодушным стариковским смехом) . Молодчина! Откуда у вас такая хватка?

Г е к с л и. Я вам уже сказал: с нами Дарвин.

Л а й е л ь. Бросьте вы трясти вашего Дарвина. Он сгорел бы от смущения, услышав, как вы без конца склоняете его имя.