Михаил Соловьев - У Дона Великого

Уж совсем стемнело, и костры у повозок постепенно гасли. Ослябя начал укладываться спать. Алена тоже примостилась у колеса, подложив под голову вещевой мешок. Она долго не могла уснуть — слишком много было дневных волнений. Но и теперь, когда она окончательно закрепилась в ополчении, забот было еще немало. Вспомнила про молодух, коих воеводы отослали домой. «Вот растяпы, — подумала она, — забыли косы обрезать». Она-то обрезала и даже без шлема, в одной шапке-ерихонке выглядела совсем по-мужски. Теперь бы не промахнуться, не выдать себя ничем. А Ерему она еще увидит, когда все завершится.

Ослябя заснул скоро, посвистывая носом, а Пересвет не спал: ворочался, покряхтывал. Как видно, его одолевали какие-то тягостные, неотвязчивые думы. Алене невольно пришли в голову последние слова Пересвета о человеке, который из него наружу просится. «Чудно! Какой же такой человек у него на волю просится?» — терялась она в догадках.

сразу заснул в эту ночь и Дмитрий Иванович. Ведь в этом городе четырнадцать лет назад в лютую январскую стужу он сыграл свою свадьбу с Евдокией, и теперь ложе ему было приготовлено в той самой горнице, где шестнадцатилетним юношей он провел свою первую брачную ночь.

Утомившись безмерно за день, князь, не раздеваясь, прилег на постель. Воспоминания нахлынули на него неудержимо, скопом, неуловимые, как тени. «Евдокиюшка! Тогда она была еще более хрупкой, совсем девочка. Застенчивая, она стыдливо не решалась снять подвенечное платье и, только когда по ее просьбе я отвернулся, в одной сорочке юркнула под одеяло и накрылась с головой». Сколько же было в этом маленьком существе нежности! Сердце его заныло. Как бы он хотел, чтобы сейчас она была рядом!

Припомнились и свадебные обряды. На их обязательном соблюдении особенно настаивала теща. «А то какая же без обычаев свадьба!» — восклицала она. Когда ехали на санях из-под венца, в воротах княжеского двора пылал большой костер. На всем скаку лошади перемахнули через него и остановились у теремного крыльца. Но дверь в терем оказалась запертой. Из-за нее теща с матушкой с ехидцей спрашивали: «Кого ж сие принесло в наш двор?» По обычаю жених отвечал: «Сие ж я, ваш сын Митенька». — «А в коем же месте ты, непутевый, пропадал?» — «В лесу охотился». — «Каку ж ты зверюшку изловил?» — «Не зверюшку, а красу-девицу, какой вы и не видывали. Вот отворите, сами увидите».

Дмитрий Иванович улыбнулся, проговорил вслух:

— Чудеса, право! Вроде балагурство, а как занятно. Праздник! И кто сии обычаи попридумывал?

«А потом привели в горницу. Евдокия принялась разувать меня, стягивать с ног сафьяновые сапоги. Еле-еле справилась. Мне положено было взять сапог и слегка похлопать Евдокию по спине, накрыв ее полой кафтана. Сие означало: раз жена разула мужа, то должна во всем оказывать ему полное послушание, а я ее похлопал, стало быть, могу наказывать, но и от всяких обид охранять… А под утро явились к нам матушка и теща, принесли новое постельное и нательное белье, переодели нас, а прежнее забрали и положили в особые лари. Они хранятся у Евдокии и поныне…»

Припоминая все эти давние, идущие из глубин древности и вместе с тем очень близкие свадебные обряды, князь то хмыкал, то качал головой, то разводил руками, в зависимости от того, что ему припоминалось. Ну до чего ж горазды русские люди на выдумки разных веселых забав…

И вдруг вспомнил: он не послал окольничего Тимофея Вельяминова к Лопасне, чтобы подготовить все нужное для наведения переправы через Оку. И вмиг все мысли о прошлом отлетели, заботы нынешние властно, словно вихрь, ворвались к нему в горницу. Вот и Ржевского под Серпухов тож не послал. Надо завтра утром сразу же отправить их. Раздеваясь, подумал и о том, что завтра на общем сборе войск надо проверить, у всех ли ратников есть доброе оружие, и выдать его тем, кои такового не имеют. Приходили и другие важные и неотложные мысли, но он их так и не додумал до конца — уснул.

На следующий день все войска были собраны на обширном Девичьем поле и построены в огромное плотное кольцо. Великий князь в легком с позументами кафтане, без шлема, в развевающемся на ветру широком красном плаще скакал по внутреннему кругу перед войсками и любовался стройными рядами конных и пеших воинов, которые громко приветствовали его и мчавшихся за ним — его ближайших соратников. Князь был переполнен радостным чувством — такой большой рати еще никому на Руси собирать не удавалось.

Он остановил коня в центре кольца под своим великокняжеским чермным стягом. Князь знал, что не все воины могли его услышать, но передние передадут потом его слова стоявшим позади, и обратился к полкам с призывной речью — храбро и мужественно биться с врагами за Русь.

Затем конные дружины и пешие ополченцы были распределены по полкам и назначены походные воеводы. Во главе Передового полка были поставлены князья Дмитрий и Владимир Всеволодовичи Друцкие, полка Правой руки — князь Владимир Андреевич серпуховской, полка Левой руки — князь Глеб брянский. Большой полк пока возглавил сам великий князь.

Уже в этот день вслед за ускакавшими к Лопасне Тимофеем Вельяминовым и сторóжей Родиона Ржевского потянулись туда же повозки с разными необходимыми для войск грузами.

Главные силы выступили из Коломны утром 26 августа. Как и в Москве, в городе беспрерывно звонили колокола, священники служили молебны, служители церкви крестили ратников. Женщины стояли по обочинам дороги, оглашая воздух воплями и причитаниями, некоторые обнимали своих сыновей или мужей, поспешно совали им иконки и заговорные травы.

Среди пеших ратников, поднимавших невообразимую дорожную пыль, шагали Пересвет, Ослябя и Алена. Монахи уже сбросили стихари, облачились в обычную, простую одежду, оставив только прежние колпаки, чтобы не так пекло солнце и не рассыпались длинные волосы. Алена, одетая тоже по-летнему, прикрывала голову небольшой шапочкой-ерихонкой. На Алену с умилением поглядывали девушки, а босоногие, полные боевого азарта мальчишки тоже обращали на нее внимание.

— Гля, робя, ратник какой молоденький! — крикнул один восхищенно.

Они побежали рядом, пытаясь заглянуть Алене а лицо.

— Должно, от матки убег, — заметил другой.

Пересвет шикнул на них и слегка похлопал Алену по плечу.

— На рать идешь, а уж тебе дивуются, а как с победой возвернешься?..

Алена улыбнулась и промолчала. Она радовалась, что ей все же удалось осуществить свою мечту: она идет в настоящий боевой поход как мститель за поруганную честь матери, за отца, за свое нерадостное детство. Но ей было и немножко грустно: встреча с Еремой была пока невозможной.