Камен Калчев - Отважный капитан

То, что капитан Мамарчев должен быть освобожден из Коньи, больше споров не вызывало. Теперь речь шла о том, куда его девать после этого.

Раковский предлагал, чтобы Мамарчева отправили туда, куда сам он пожелает. Другие настаивали на возвращении его в Болгарию. А третьи придерживались мнения, что его следует выслать за границу.

Переговоры, касающиеся освобождения Мамарчева, длились довольно долго, почти год.

Рада еще несколько раз ездила в Стамбул, стучалась в двери влиятельных болгар в надежде, что они посодействуют освобождению ее мужа.

В конце концов князь Богороди после многократных совещаний со своими приближенными выхлопотал у султана разрешение на перевод капитана Мамарчева из Коньи на остров Самос.

Губернатором этого острова был сам князь Богороди, а его помощником — сановник и приближенный князя Гаврил Крыстевич.

— Скажи спасибо падишаху, — сказал Богороди обрадованной женщине. — Скажи спасибо нашему милостивому и человеколюбивому султану!

Рада даже прослезилась: наконец-то ее миссия закончилась успешно!

Последовал совет, чтобы Порта не выпускала этого мужественного болгарина на свободу… а передала его Самосскому князю, тому самому хитрому князю Богороди, который бы держал его под неусыпным надзором.

Увидеть море, после того как ты многие годы провел в знойной пустыне; услышать плеск волн, после того как ты мог слушать только вой шакалов да свист ветра; любоваться беспредельными просторами синеющего моря, после того как ты мог смотреть только на красную бесплодную землю Анатолии и мрачные степи Коньи, — это уже счастье!

Прибыв на остров Самос, капитан Георгий Мамарчев словно заново родился на свет. Он испытывал такое чувство, будто где-то совсем рядом находится Болгария, хотя этот небольшой греческий островок, потерявшийся в водах Эгейского моря, был ближе к берегам Малой Азии, нежели к Балканскому полуострову. Море как бы связывало Мамарчева с родной землей и со всем остальным миром.

В первые несколько дней Мамарчев не мог нарадоваться морскому простору и обретенной свободе. С ним приехала жена и дети. У него уже было четыре малыша, делившие с ним невзгоды изгнания.

Хотя остров Самос принадлежал Турции, большинство населения его составляли греки. Они занимались рыболовством, виноградарством и земледелием. Гряду холмов украшали вечнозеленые леса, а на полях крестьяне выращивали табак, маслины.

Мамарчев вместе с семьей устроился в хижине рыбака. Как ни тесно и неудобно было в маленьком приземистом домишке, Георгий чувствовал себя счастливым и довольным. Живущие вокруг рыбаки были люди очень добрые и любезные. Быстро познакомившись с ними, он полюбил их как братьев. Оказалось, это удивительно веселый и смелый народ; все стали дружески звать его капитаном или просто «барба [58] Барба (греч.) — здесь: дядя, дядюшка. Георгий». Именно в таких людях нуждался Мамарчев, к ним тянулась его душа. И вот он среди них. На своих маленьких лодчонках они уплывали в открытое море, ловили рыбу, пели моряцкие песни, веселились, пили вкусную ароматную рицину. [59] Рицина — греческое вино с характерным запахом смолы. (Примеч. автора.)

— Тут я как среди родных братьев, — часто говорил Мамарчев жене.

— Это верно, Георгий, но было бы еще лучше, если бы мы оказались дома.

— Раз уж мы сюда сумели попасть, то попадем и домой, — успокаивал он Раду. — Болгария… Вон она, за этим морем.

Почти ежедневно Мамарчев садился на коня и объезжал окрестности: издали любовался зелеными холмистыми склонами горы Керки, у подножия которой были видны развалины, сохранившиеся с древних времен; проезжал по маслиновым рощам, останавливаясь у виноградников; беседовал с греками, расспрашивал о их житье-бытье и очень скоро заводил с ними дружбу. Человек очень любознательный, он сумел ознакомиться с историей этого острова, узнал, какое население тут проживает; оказалось, недалеко, всего в нескольких километрах, находится портовый город Вати. Как выяснилось, остров Самос, насчитывающий более тридцати — сорока тысяч жителей, еще в 1832 году стал вассальным княжеством Турции, права которого охраняли Россия, Франция и Англия. Особенно удивило Мамарчева то обстоятельство, что с давних пор княжил на острове Стефанаки Богороди, а управляющим у него был Гаврил Крыстевич.

Капитан Мамарчев рассуждал про себя: «И Богороди и Крыстевич — наши люди, болгары, и притом родом из Котела. С ними я найду общий язык. Здесь совсем иное дело, не то что в Конье. А может случиться, что в недалеком будущем я получу полную свободу».

Капитана Мамарчева окрыляли надежды. Скитаясь по окрестностям рыбацкого поселка, он испытывал счастливые чувства и строил планы один заманчивее другого. Глядя на него, воспрянули духом и жена и дети.

Но счастье скоро улетело. Однажды в эти места приехал молодой управляющий Гаврил Крыстевич. Весть о его приезде разнеслась повсюду. Специальные глашатаи сообщали населению о прибытии господаря; всем вменялось в обязанность выходить ему навстречу и приветствовать его.

Недавно вернувшийся из Франции Гаврил Крыстевич, этот спесивый и самонадеянный молодой человек, был одет по последней моде и с большой претензией. Он свободно говорил на турецком, греческом и французском языках. Не забыл и родной, болгарский язык — Крыстевич родился и вырос в селе Котел. Еще будучи учеником известного греческого училища Куручешме в Стамбуле, он не раз слышал от Раковского о подвигах капитана Мамарчева, и его злило, что этот «своевольный» болгарин предпочел служить русским вместо турок. Крыстевич не упускал случая посмеяться над Раковским по поводу его «хваленого дядюшки», которого тот не раз и не два называл «настоящим витязем». И вот теперь, после стольких лет, Гаврилу Крыстевичу снова довелось встретиться с именем этого «своевольного витязя».

— Чудеса господин, да и только! — посмеивался самодовольный Крыстевич, сгорая от любопытства скорее увидеть Мамарчева и при случае сказать ему несколько горьких словечек.

Этот день настал.

Гаврил Крыстевич изъездил весь остров вдоль и поперек, проверил, как идут дела, отдал своим подчиненным необходимые распоряжения и, наконец, решил поинтересоваться судьбою узника.

Встреча между двумя котленцами (одному из них было уже под шестьдесят, а другому — двадцать шесть лет) произошла весьма неожиданно.

Крыстевич восседал па высоком белом коне и небрежно пощелкивал по красным гамашам хлыстом с серебряной ручкой. Вечерело. Солнце залило багрянцем притихшее море. Увидев перед хижиной молодого всадника, жена Мамарчева встала и вышла во двор, поклонилась.