Камен Калчев - Отважный капитан

— Впрочем, — сказал он, — мне от вас не нужно никакой милости. Обо мне есть кому позаботиться… А вы, господин Крыстевич, в один прекрасный день еще пожалеете об этом разговоре!

Мамарчев повернулся и зашагал к выходу.

— Благодарите падишаха за то, что вы до сих пор живы! — крикнул ему вслед управляющий.

Мамарчев его не слышал.

Капитан Мамарчев возвратился домой очень обеспокоенный. Жена ждала его с нетерпением. Встреча с управляющим не предвещала ничего хорошего. И действительно, ее предчувствия оправдались. Увидев встревоженное лицо мужа, она сразу поняла, что случилась беда.

Привязав под навесом коня, Мамарчев поправил сдвинутую назад фуражку и молча подошел к хижине. Мысленно он все еще продолжал спор с управляющим. Не случайно при виде жены он как будто даже вздрогнул и поглядел на нее с удивлением. Вокруг него весело щебетали выбежавшие из дома дети, как всегда бывало, когда он возвращался домой. В таких случаях, любуясь ими, отец ласково хлопал их по щечкам. Однако в этот раз он был молчалив и сердит.

— Кончилась, Рада, моя свобода, — начал он. — Пес показал клыки.

— Что случилось?

Рада подошла к нему поближе. Мамарчев сел на деревянную скамейку под смоковницей, откуда часто любил смотреть на море, и взволнованно продолжал:

— Прекратят выплату пособия. С нынешнего дня мы здесь самые последние бедняки.

Дети облепили отца со всех сторон, а самый маленький забрался к нему па колено и стал внимательно прислушиваться. Малыш часто улыбался, разглядывая парчовые погоны, и явно ничего не понимал. И хорошо, что не понимал, потому что в том, что рассказывал отец, было мало радости.

— Что же нам теперь делать, Георгий? — спрашивала жена.

— Я и сам не знаю.

— Может, сообщить Сыби? Авось поможет чем.

— Только этого ему не хватало! — махнул рукой Мамарчев. — Мало ему браильских неприятностей, [60] В 1842 году Раковский под именем Георгия Македона поднял в Браиле бунт, за что был арестован и приговорен к смертной казни. Однако Раковский сумел спастись, бежав во Францию. (Примеч. автора.) так еще с нами станет возиться. И потом, как знать, может, его и след простыл. Над Сыби висит смертный приговор, так что ему не до нас.

— Тогда давай снова попросим Богороди.

Мамарчев смерил ее строгим взглядом:

— Не вздумай еще раз повторить это имя!

— Он человек влиятельный, Георгий…

— «Влиятельный»! Вот до чего довел он меня своей влиятельностью! Разве не знаешь, что Крыстевич его правая рука? Или ты вообразила, что Крыстевич действует на свой страх и риск? Что велит Богороди, то он и делает.

— А может, он перестарался?

— Ничего удивительного, холуй не может не перестараться.

Разгневанный Мамарчев встал и начал ходить взад-вперед, не находя себе места. Жена с тревогой следила за каждым его движением — таким возмущенным и злым она видела его впервые. Он ходил долго, пока нервы его наконец немного успокоились.

Рада снова заговорила:

— Все образуется, Георгий, не огорчайся. И потом, мы с Марийкой можем вязать сети с рыбаками, так что голодными не останемся.

— Дело не только в этом, — сказал Мамарчев, снова сев на скамейку. — Этот мерзавец и работать нам не даст. Разве не видишь, что он решил нас уничтожить? Он служит Турции, а я — своему отечеству. Вот причина гонений.

— Ну и что из этого?

— В этом главное, Рада! Он разобщает людей, сеет между ними ненависть. Возьми, к примеру, нашего Сыби… Почему князь Богороди сейчас даже взглянуть в его сторону не желает? Потому что Сыби не стал плясать под его дудку, подобно Крыстевичу, а избрал другой путь.

— Ох боже, боже! — воскликнула в отчаянии женщина. — Весь мир перевернулся!

— Не перевернулся. Напротив, все стало на свои места — кто с нами, кто против нас! Я рад, что Сыби пошел моей дорогой, а не поддался на уговоры Богороди. Не заискивая перед султаном, а через бунт и революцию мы добьемся свободы. Это надлежит знать каждому. Вот почему я так счастлив, что Сыби пошел моей дорогой.

Образ молодого племянника вдруг вырисовался в сознании Мамарчева со всей ясностью. Кто мог подумать, что из слабенького, кроткого мальчишки выйдет такой страстный и горячий патриот?! Ведь Мамарчев лишь несколько раз видел Сыби — тогда тот был еще маленьким мальчиком, — и ему было довольно трудно представить себе его взрослым. Однако его письма позволили капитану увидеть образ храброго, мужественного и гордого юноши.

Особенно отчетливо Мамарчев помнил, как он вместе со своими волонтерами в 1829 году прибыл в Котел. Тогда он почти не обратил внимания на маленького мальчугана, хотя тот уже в ту пору отличался необыкновенной любознательностью и надоедал всем своими бесчисленными вопросами. В отличие от других детей, он не носил фески, а щеголял в черной барашковой шапчонке, в узких крестьянских штанах и безрукавочке. Мальчик постоянно вертелся возле капитана, то и дело посматривая на его золотые эполеты. Его жадные, горящие как огоньки глаза вспомнились Мамарчеву вдруг. Вероятно, теперь они обрели более твердый, гранитный блеск, в них присутствуют дерзость и сила горного орла.

И это вселяло в старого капитана веру и надежду. В лице племянника он видел своего достойного преемника и продолжателя славных патриотических дел.

Глядя с грустной улыбкой на море, капитан Мамарчев говорил с таким мечтательным видом, словно возле него не было пи души.

Долго сидел он на скамейке, вспоминая прошлое и предаваясь мечтам. Тревожная душа его волновалась как море, бушевавшее у его ног. Как много людей встречал он в своей жизни, самых разных, хороших и плохих! Как часто ему сопутствовал успех и сколько довелось пережить неудач! Но что же все еще поддерживало и окрыляло его в этой бурной и беспокойной жизни? Что давало ему силы жить и устремленно глядеть в будущее?

Любовь к отечеству! Вечная, как это море. Порой ее преследуют бури и ураганы, но она необорима, как это море. Ради нее человек готов на любые страдания. Что такое жизнь одного человека по сравнению с нею?!

Сидя под смоковницей с задумчивым и мечтательным видом, капитан Мамарчев напоминал высеченного из гранита легендарного витязя. Он заметно постарел, волосы его поседели, да и усы тронуты серебром. А высокий открытый лоб прорезали глубокие борозды — следы многих битв и страданий. Только глаза хранили прежний блеск, светились бесстрашием, как будто были неподвластны времени.

Разве стареют глаза у орла? Разве у сокола может померкнуть взгляд? Этим глазам было дано оставаться гордыми и неустрашимыми до конца жизни; одна только смерть могла сомкнуть их и закрыть навсегда…