Камен Калчев - Отважный капитан

Георгий Мамарчев всегда находился в первых рядах, в самом опасном месте.

— Братцы, — воодушевлял он своих товарищей, — бей басурманов! Пускай запомнят болгарских добровольцев!

— Не подведем, Георгий, — отвечали ему друзья и с еще большей яростью врезались в боевые порядки неприятеля.

Много раз болгарские волонтеры ходили в атаки. Слава о них разнеслась во всей русской армии. Но особенно прославился Георгий Мамарчев. Храбро дрался он и при Бендерах, и при Исакче, и всюду, где в боях участвовали волонтеры. В добровольческих командах только и разговоров было что о его храбрости.

Придя с докладом к главнокомандующему графу Каменскому, ротмистр Ватикиоти тоже восхищался бесстрашием болгарских добровольцев.

— Ваше сиятельство, — говорил он, — обязан доложить, что болгарские волонтеры сражаются с беззаветной храбростью, не щадя своей крови и жизни. Благодаря их поддержке мы сумели защитить наши фланги и прикрыть наш тыл… Кроме того, считаю своей обязанностью доложить, ваше сиятельство, — продолжал Ватикиоти, — что особую храбрость проявил в последних боях волонтер Георгий Мамарчев. Личным мужеством и высоким боевым духом он воодушевляет своих товарищей и ведет их от победы к победе как настоящий военачальник.

Граф Каменский слушал его с видимым удовольствием. В конце концов он не удержался и прервал ротмистра:

— Я восхищен храбростью болгар, ротмистр Ватикиоти! Объявите всем им благодарность от моего имени, а Георгия Мамарчева и его товарищей, особо отличившихся в боях, представьте к награде в главную квартиру!

— Слушаюсь, ваше сиятельство, — отчеканил удовлетворенный Ватикиоти, и глаза его засветились такой радостью, словно не болгар, а его лично велели представить к награде.

Ротмистр Ватикиоти тотчас же принялся за исполнение приказа главнокомандующего.

Болгарское земское войско было построено вблизи боевых позиций, и Ватикиоти в торжественной обстановке црочел приказ графа Каменского. В этом приказе болгарским волонтерам за беззаветную храбрость, проявленную в боях, была объявлена благодарность. Затем перечислялись имена награжденных. Георгий Мамарчев был удостоен ордена Святого Георгия Победоносца.

— Будь всегда таким же храбрым, волонтер Мамарчев! — сказал ротмистр Ватикиоти, вешая Мамарчеву орден.

— Рад стараться, ваше благородие! — ответил Мамарчев. — Не посрамлю русское и болгарское оружие!

— Будущее за храбрыми! — заметил начальник.

— И за Болгарией! — добавил Георгий.

Ватикиоти усмехнулся. После вручения орденов он обратился к стоящим в строю воинам и громко воскликнул:

— Болгарии, ее храбрым сынам — ура!

— Ура-а-а! — воскликнули все, как один.

На глазах у Мамарчева блестели слезы.

16 мая 1812 года в Бухаресте был подписан мир. Болгарское земское войско расформировали, и бывшие бойцы его разбрелись кто куда.

Мамарчев и его товарищи опять пошли на поиски работы в имения валашских помещиков.

— А может, нам вернуться в Болгарию, Георгий?

— В Болгарию я вернусь только с победой, — заявил он. — А быть рабом я больше не желаю. Ступайте, если хотите. Воля ваша! Я вас не держу.

— А что ты будешь делать здесь один?

— Пойду биться за свободу других порабощенных народов. Я ведь волонтер. И, подобно другим волонтерам, я должен сражаться за свободу народов — это моя работа. Передайте привет отцу и матери и скажите им: пускай обо мне не тужат.

— Неужто у тебя душа не болит по Болгарии, Георгий?

— Болит. Оттого я и остаюсь здесь… Буду помогать другим. Может, потом и нам выпадет счастье.

Расставшись со своими товарищами, Мамарчев оказался на чужбине в полном одиночестве, с единственной надеждой, что снова раздастся призывный клич боевой трубы.

После долгих скитаний Георгий устроился наконец на работу в одном из поместий близ Бухареста. Шесть дней — с понедельника до субботы — он пахал, вскапывал грядки, полол, а когда наступало воскресенье, надевал праздничный костюм, причесывался, опоясывался саблей, оставшейся ему на память о войне, и, закрутив свои тонкие усики, уходил в Бухарест, чтобы встретиться со своими знакомыми и друзьями.

В те времена по земле Молдовы и Валахии, где существовала относительная свобода, бродило множество иностранцев: болгар, сербов, черногорцев, покинувших свои порабощенные края. И где бы этих изгнанников ни свела судьба — на улице ли, в бухарестском ли кабачке, они первым долгом заводили разговор о родной стороне, о свободе.

Болгария, как известно, находилась в особенно тяжелом положении. Сербы чувствовали себя несколько свободней, хотя и у них стояли турецкие гарнизоны, разбросанные по стране, главным образом по большим городам. На повестке дня стоял вопрос об освобождении Греции. Греческие патриоты создавали тайные общества, так называемые этерии, колесили по всей России и Европе и, ссылаясь на славное прошлое греческого народа, на то, что Греция дала миру Гомера и Эсхила, Аристотеля и Сократа, призывали всех оказать им помощь и поддержку в их борьбе против турецкой тирании.

Окончательно решив стать «волонтером свободы», Георгий Мамарчев начал более чутко прислушиваться к брожению, происходившему в среде эмиграции. Воскресными вечерами он приходил к самому большому бухарестскому трактиру, где обычно собирались и другие волонтеры, и тут, на площади, становился свидетелем бесед и жарких споров, которые иной раз длились до полуночи. Кто жаловался на скудные заработки, кто сетовал на своих хозяев, а те, которым опостылело таскаться по трактирам и кабакам, доказывали, что надо как можно скорее идти на турок — раз уж погибать, то, по крайней мере, геройски.

Вот в каком обществе проводил свои воскресные дни Георгий Мамарчев. Кроме земляков, боевых товарищей из Болгарского земского войска, которых ему удалось отыскать, были у него друзья и среди эмигрантов других народностей, так же, как и он, приходивших сюда ратовать за свободу и справедливость.

Кабачок «Встреча волонтеров» находился в самом центре Бухареста. У входа стоял высокий развесистый дуб, под его сенью хозяин кабачка поставил длинные дубовые столы. Сидя за этими столами, гости пили красное вино и белую валашскую цуйку и вели жаркие споры о политике. Проходя мимо, почтенные румыны с опаской посматривали на пестрые одежды бунтовщиков и торопливо удалялись. Зрелище и в самом деле было необычным. Тут попадались типы, способные одним своим взглядом повергнуть человека в ужас и даже уничтожить его. А уж если кто-нибудь из таких, замахнувшись, стучал кулаком — земля качалась и ветви на дубе вздрагивали. Вот какие богатыри бывали тут, на сборищах волонтеров! У большинства из них вид был полувоенный. Одни носили шаровары и безрукавки, другие были в потурах [19] Потуры — особого покроя штаны из домотканого сукна. и барашковых шапках, третьи ходили в накинутой на плечи офицерской пелерине или блестящем плаще и напоминали своим видом генералов, а то и фельдмаршалов. И все они не расставались с оружием. Явиться на сборище волонтеров без оружия означало вконец опозориться. Одни имели при себе два-три пистолета, у других торчали за поясом длинные ятаганы с загнутыми перламутровыми рукоятками, еще хранившие следы крови, пролитой на полях сражений, а третьи то и дело размахивали увесистыми палицами, унаследованными, вероятно, от давних предков. Георгий тоже старался не ударить лицом в грязь. И он носил оружие, и на нем были красные гамаши, длинные, до самых колен. Высокий, стройный, красивый, Георгий выделялся среди окружающих, как тополь среди ив.