Андрей Миколайчук - Уго Пилигрим

— Я вчера ему говорю, сколько плыть до Триполи? Он мне — неделю. Я возмутился, еще неделю на этом корыте, с ума сойти можно, так этот гад пообещал, что если услышит снова такие слова, еще неделю плавать вдоль берега будет. Представляете? Как с таким человеком бок о бок столько времени прожить?

Тибальд заискивающе кивал.

— Это все от того, что кроме как в море никуда взгляда не деть, — поддакивал он Жоффруа. Мы-заложники капитана, корабля, ветра, здесь нам не подвластно ничего. Полагаемся на волю Всевышнего.

— Собственно. за этим вы и вышли в путь, — сказал Ашамбо. — Или не так?

— Так, так. Вы все правильно говорите, только человек такая тварь, что ему необходимо знать о том, что Господь смотрит с небес и обязательно видит его. Когда я сидел закованный в цепи, в трюме, не очень то и в это верилось.

Тибольд плаксиво поджал губы.

— Все мы остались живы, и это главное, — поддержал разговор Андре. — Еще неизвестно, как нас встретит Палестина, там ведь нет ни одного христианского правителя.

— Правду говорите, мужественные юноши. Надежда только на вас.

Никто, кроме Ашамбо, не воспринял эти слова как откровенную лесть.

— Скоро ужин, а на полный желудок и настроение появляется.- Успокоил мужчину Андре.

Действительно, ветер усилился, когда солнце опустилось на горизонт, небо затянуло мохнатыми тучами, и заморосил дождь.

Все пассажиры корабля собрались на корме, где натянутый над палубой тент скрывал от непогоды. Поблагодарив дружной молитвой Бога за хлеб насущный, приступили к еде.

— Сегодня я хочу вам рассказать историю о проклятом монахе-расстриге Грозии, — начал говорить пожилой мужчина.

Паломники называли его Гвиберт, он был самым старшим из них и каждый вечер открывал для слушателей удивительные истории о чудесах Палестины или о мужестве верных Христу людей.

Аккуратно собрав в ладонь крошки хлеба, он запил остаток ужина водой. Мяса Гвиберт не ел, также как и другой животной пищи. Говорил он тихо, но, невзирая на шум моря, каждое его слово слышалось очень отчетливо.

— Итак, было это давным-давно, Апостольским городом еще управляли наши братья во Христе — византийцы, а проклятые персы рыскали вокруг хищными волками, оставляя на теле империи, кровоточащие, но неспособные достать до сердца раны. Служил в те времена в Риме монах Грозий, человек бесчестный и злой. Дослужился он до высокого сана благодаря уму и способности к наукам Богословским, но дьявол завладел его душой и столкнул в погибельную бездну порока. Впал Грозий в страшную ересь, он поддал сомнению власть Римской церкви. Но ангелы, стоящие на страже веры, открыли глаза Папе на паршивую овцу, и разоблаченный Грозий бежал из Рима. Блуждая неприкаянным по миру, он вознамерился разрушить саму веру Христианскую.

Гвиберд взял паузу, осматривая паломников грозным взглядом, будто Грозий сейчас находился посреди них.

Уго прикрыл ладонью рот, чтобы не беспокоить старика своей улыбкой. Ашамбо также втайне улыбался. Жоффруа, Андре, Пейян, Юн, Гондамар, Рораль, Нивар и Мария напротив, широко открыв глаза, внимательно слушали рассказ. Никто не расходился, закончив трапезу, люди остались на своих местах, внимая слова Гвиберда. Только Роланд — темный рыцарь, как его прозвали друзья, сидел к собранию спиной, и было видно, что он абсолютно ничего не слышит и полностью погружен в свои мысли.

— Преследуемый папской милицией Грозий покинул пределы Италии, и никто ничего о негодяе не слыхивал до тех самых пор, пока Магомед не провозгласил себя пророком на земле Аравии, — продолжил говорить Гвиберд. Из-под его косматых бровей гневом блеснули глаза.

— Надо сказать, друзья, что много грехов совершил Магомед. Приобретя великую власть в своем краю, он часто сражался с соседями и также часто был разгромлен, народ же трепетал от страха и верил каждому его слову невзирая на эти поражения. Он окружил себя наложницами и льстецами, не подчинялся никому.

Пилигрим огляделся, проверяя реакцию слушателей, и продолжил.

— Из его учения сделали позорный закон, но этот закон не выходил за пределы города, в котором он правил. Так длилось до тех пор, пока Грозий и один еврей, имя которого история не сохранила, не пришли к Магомеду с сатанинской лестью и хитростью. Все они вместе сочинили нечестивые законы и лжеучение Алкорана. Из ветхого Завета и десяти заповедей Моисея позаимствовали отдельные места, а также использовали они Евангельский Завет Христа, — гореть им в аду на веки вечные! И обнародовали еретики свой закон искажающий языческую, иудейскую и христианскую веру, а так как сам сатана покровительствовал этому нечестивому труду, то поклонились Магомеду народы Ассирии, Персии, Мидии и Месопотамии. Дошло же это лжеучение даже до Европы через Египет и Африку.

Все слушали, затаив дыхание, и когда Гвиберд закончил над палубой воцарилось молчание. Внезапно рыцарь, что сидел все время спиной и казалось, не слышал рассказа, громко произнес.

— Я сражался с арабами на землях королевства Арагон, они честны в бою, и слово их крепче стали. Веруют же они не в Магомеда, а в Вседержителя, Единого Бога. То, что ты рассказал старик, — глупая ложь.

Рыцарь говорил, не поворачивая головы. Один из пилигримов схватил нож, но Гвиберд жестом остановил его.

— Может, и ты чтишь Алкоран? А если так, зачем пустился с нами в путь? Здесь на корабле нет места нечестивым псам!

Он угрожающе занес руку, рыцарь повернулся лицом и смело посмотрел в глаза Гвиберда.

— Я сражался с магометанами в честном бою и потерял множество верных друзей, которые бесстрашно сложили голову под арабским мечом! Мы можем их убивать за посягательство на нашу землю, но на нашу веру учение ислама не посягает. Мне довелось быть в сарацинском плену, так христианские священники, которые служат в церквях и их немногочисленная паства не притесняются и их не карают смертью. Они открыто проповедуют свое учение во Христа. На наших же землях монастыри горят чаще, чем лес в жаркое лето.

Гвиберд яростно стиснул кулаки.

— Тебе не место среди верных…

Но не успел закончить, как прозвучал голос Веремиды.

— На моем корабле решать мне, кому здесь место, а кому нет!

Капитан резким движением сорвал парусиновый навес.

— Надвигается буря, всем спуститься в трюм, кто же останется на палубе, пусть привяжет себя веревкой к мачте.

И действительно, как будто в подтверждение слов капитана судно резко накренилось от ужасного удара. Невыносимый скрежет и пронзительный вой разорвали в клочья воздух. Паломники в панике бросились к лестнице, ведущей вниз. Ребята впереди себя вели Марию, внимательно следя за тем, чтобы девочка безопасно спустилась в трюм. Гвиберд, рыцарь, Тибальд и еще несколько человек взяли веревки и поднялись на палубу. Уго и Гондамар последовали их примеру. В трюме было недостаточно места, из-за страшной качки женщины и старики могли получить увечье в давке.