Доминго Сармьенто - Факундо

Что касается состязаний всадников, то достаточно назвать лишь одно из тех многих, которые устраиваются, чтобы судить, какой отчаянной храбростью надо обладать для участия в них. Гаучо скачет во весь опор мимо своих товарищей, в этот момент один из них бросает болас и стреноживает несущегося коня. Из тучи пыли, что поднимает падающий конь, выскакивает и мчится гаучо, а за ним конь, которого гонит вперед, согласно законам физики, инерция прерванного бега. В таких развлечениях ставкой становится сама жизнь, и иногда приходится расплачиваться ею.

Вы сомневаетесь, что подобные подвиги, ловкость и храбрость в обра­щении с конем — истоки той громкой славы, что принесла известность Аргентинской Республике и изменила облик страны? Но это именно так. Я вовсе не хочу утверждать, что преступления и убийства всегда были путем возвышения. Тысячи смельчаков превратились в бесславных бан­дитов, но исчисляются сотнями те, кто своим положением обязан подоб­ным делам. Во всех обществах, живущих под игом деспотизма, великие природные таланты гибнут в омуте преступлений. Римский гений , кото­рый завоевал мир, сегодня наводит ужас в Понтийских болотах [139], а ис­панских Сумалакарреги [140]и Мину [141]сотнями можно встретить в Сьерра-Леоне. Человеку нужна возможность, которая позволит развернуться его силам, способностям и честолюбию, а когда отсутствуют нормальные условия для этого, он придумывает свой мир, с его собственными зако­нами и моралью, и в нем с наслаждением доказывает, что родился На­полеоном и Цезарем.

Итак, там, где духовная культура бессмысленна и невозможна, где не существует общественных дел, где общее благо — пустой звук, ибо нет общества, там человек, наделенный незаурядными способностями, пыта­ется самоутвердиться с помощью тех средств, что ему предлагает обстановка. Гаучо станет преступником или каудильо, в соответствии с тем, какой поворот получат события в тот момент, когда он приобретает из­вестность.

Обычаи такого рода порождают жестокие методы подавления, ведь для наказания бездушных людей нужны еще более бездушные судьи. То, что вначале я говорил о вожаке обоза, полностью относится и к сельско­му судье [142]. Такой судья прежде всего должен быть смельчаком, ибо страх, которым окружено его имя, более могуществен, чем само нака­зание. Естественно, такой судья сам имеет славное прошлое, но возраст и семья призвали его к упорядоченной жизни. Вершит суд он всегда по своему усмотрению, руководствуясь лишь собственной совестью и стра­стями, и его приговоры не подлежат обжалованию. Иногда встречаются судьи, которые пользуются уважением при жизни и оставляют о себе добрую память. Однако средства наказания и произвол в вынесении при­говоров порождают в народе определенные представления о всемогущест­ве самовластия , и в дальнейшем это приносит свои плоды. Судья застав­ляет подчиняться себе с помощью репутации отчаянного смельчака, все­силия, судебного произвола, приговора «я повелеваю» и изобретенных им самим наказаний. Последствием подобного произвола, очевидно, неизбеж­ного на протяжении долгого времени, становится то, что какой-нибудь каудильо, возвысившийся в результате мятежа, приобретает — без всяких возражений со стороны своих приверженцев и сомнений в праве на это — такую безграничную и устрашающую власть, что встречается сегодня лишь у азиатских народов.

Аргентинский каудильо — это Магомет, который, если б ему вздума­лось, мог бы изменить господствующую религию и основать новую. Он держит в своих руках всю власть, самоуправство несет горе его жертвам, но это не злоупотребление, ибо он имеет право на беззаконие, более того, с необходимостью должен творить беззаконие — так было всегда.

То, что я сказал о судье, относится и к начальнику сельского окру­га [143]. В этом персонаже, занимающем более высокое по сравнению с судьей положение, еще более отчетливо выступают все качества и черты первого. Причем одно новое обстоятельство усугубляет, а не уменьшает зло. Начальника округа назначают городские власти. Но, поскольку влия­ние города в пампе, где у него нет сторонников, слабо, правительство пытается прибрать к рукам тех, кто внушает наибольшие опасения, по­ручая им этот пост с целью держать их в подчинении,— прием, свойст­венный всякой слабой власти, которая сегодня закрывает глаза на зло, не думая о том, что оно проявится завтра в неизмеримо возросшей степе­ни. Так Папское правительство вступает в сделку с бандитами, пригла­шает их на службу в Рим [144], потворствуя тем самым вандализму и обес­печивая ему будущее; так Султан, расплачиваясь за то, что Мухаммед-Али [145]не сверг его, жалует ему сан египетского паши, а затем оказывается вынужденным признать наследником престола. Примечатель­но, что все каудильо Аргентинской Революции возглавляли округа — Лопес [146]и Ибарра [147], Артигас и Гуэмес [148], Факундо и Росас. Эта долж­ность — исходный пункт для осуществления честолюбивых планов. Росас, собираясь подчинить себе города, уничтожил всех военачальников, кото­рые помогли ему возвыситься, и отдал эти влиятельные должности по­средственностям, из тех, кто не смог бы повторить его собственный путь. Пахарито, Селаррайан, Арболито, Панчо Эль Ньято и Молина — вот имена некоторых военачальников, от которых Росас очистил страну.

Я уделяю такое большое внимание всем этим подробностям, ибо они помогут объяснить особенности нашей общественной жизни и революции, что свершается в Аргентинской Республике,— революции, смысл ко­торой искажен словами, взятыми в заем из гражданской риторики, они затемняют его и создают об этих потрясениях ошибочные представления. Точно так же испанцы, высаживаясь в Америке, давали известные им европейские названия новым животным, которых они встречали, величая страшным именем льва, что вызывает представление о силе и мощи царя зверей, жалкого кота, называемого пумой, который бежит, едва завидев собак, а живущего в наших лесах ягуара — тигром. Какими бы шаткими и неосновательными ни казались на первый взгляд мои объяснения при­чин гражданской войны, позже станет очевидно, сколь прочны и несокрушимы они.

Жизнь в аргентинской пампе, какой мы ее изобразили, не есть нечто особенное, это порядок вещей, система человеческих отношений, естест­венно возникшая и, на мой взгляд, единственная в мире, и ее одной достаточно, чтобы объяснить нашу революцию. До 1810 года в Аргентинской Республике было два различных общества, соперничающих и несо­вместимых, две различных цивилизации: одна — испанская, европейская, просвещенная, другая — варварская, американская, почти индейская. Ре­волюция в городах послужила только толчком к тому, чтобы эти два раз­личных способа бытия одного народа столкнулись друг с другом, со­шлись в поединке и после долгих лет борьбы один поглотил другой. Я изобразил обычные, типичные для пампы человеческие взаимоотноше­ния, разобщенность в тысячу раз большую, чем между кочевыми племе­нами, обнаружил мнимость объединения праздных людей, показал, из чего складывается репутация гаучо: отвага, дерзость, ловкость, жесто­кость, сопротивление правосудию и гражданским городским властям. По­добный тип общественной организации существовал в 1810 году, сущест­вует он и теперь, что-то в нем изменилось, кое-что понемногу меняется сейчас, многое остается незыблемым. Эти очаги объединений отважных, невежественных, свободных и ничем не занятых гаучо тысячами разбро­саны по всей пампе. Революция 1810 года все привела в движение, вез­де зазвенело оружие. Общественная жизнь, которой до той поры недо­ставало этим арабо-романским объединениям, ворвалась на все постоялые дворы, и революционное движение в конце концов породило военные ас­социации гаучо в виде провинциальной монтонеры, законной дочери корч­мы и поместья — порождение пампы, враждебное городу и патриотиче­ской революционной армии. По мере развития событий мы увидим эти провинциальные воинства во главе со своими каудильо, станем свидете­лями победы пампы под началом Факундо Кироги над городом над его духом, правлением, цивилизацией и, наконец, возникновения деспотиче­ского и унитарного правления во главе с хозяином скотоводческого по­местья Хуаном Мануэлем де Росасом, который вонзает в горло образо­ванного Буэнос-Айреса свой нож гаучо и уничтожает творения веков, культуру, законы и свободу.