Доминго Сармьенто - Факундо

Глава IV

РЕВОЛЮЦИЯ 1810 ГОДА

Когда начинается битва, татарин издает страш­ный вопль, нападает, ранит, исчезает и возвра­щается, подобно молнии [149] . Виктор Гюго.

Пройдя весь путь, что остался позади, мы приблизились к тому моменту, с которого начинается наша драма. Нет смысла останавливать­ся на характере, задачах и целях Войны за независимость. Всюду в Америке эти войны были одинаковы и порождены единым источником, а именно: развитием европейских идей. Америка действовала так же, как действовали все прочие народы. Книги, события — все вело её к тому, чтобы присоединиться к порыву, который охватил Францию под влиянием Северной Америки и собственной литературы, Испанию — под влиянием Франции и ее литературы. Однако для нашей темы важно отметить, что революция — если исключить такое ее внешнее достиже­ние, как независимость от Короля— была близкой и понятной только аргентинским городам, для пампы же она осталась чужеродным и не­значительным событием. Книги, брожение идей, гражданский дух, суды, право, законы, образование — вот точки соприкосновения городской общ­ности с европейцами; там была основа для организации общества, непол­ная, отсталая, если угодно, но именно потому, что она была неполной и не достигала той высоты, которой, как уже было ясно, могла достичь, революция воспринималась в городах с великим энтузиазмом. Для пампы революция стала камнем преткновения. Подчиняться Королю было при­ятно, ибо это было подчинение власти. Пастушеское село не могло от­носиться к этому вопросу по-иному. Свобода, ответственность власти — все вопросы, которые намеревалась разрешить революция, были чужды образу жизни пампы, ее потребностям. Но революция была полезна ей вот в каком смысле: она указывала цель и давала занятие избыточным силам (о них мы уже говорили), прибавляла к существующим новый центр объединения, более значительный, чем тот — столь подробно опи­санный нами,— что был в их округе и куда ежедневно съезжались муж­чины из окрестных селений.

Мощно развитые физические задатки этих спартанцев, их воинствен­ные наклонности, которые тратились впустую в поножовщине, их поис­тине римская праздность, которой не хватало лишь Марсова поля, чтобы упражняться в военном искусстве, презрение к власти, с которой они вели непрерывную борьбу,— все это, наконец, смогло найти выход и раз­виться в полной мере.

Итак, в Буэнос-Айресе началось революционное движение, и все про­винциальные города с решимостью откликнулись на его призыв. Всколыхнулось и примкнуло к восстанию пастушеское село. В Буэнос-Айре­се создается более или менее дисциплинированное войско, предназначен­ное для наступления на Верхнее Перу и на Монтевидео, где сосредоточились испанские силы под командованием генерала Вигодета [150]. Организованные войска генерала Рондо [151]начали осаду Монтевидео, к ним присоединился знаменитый каудильо Артигас с несколькими ты­сячами гаучо. Артигас был наводившим ужас контрабандистом до 1804 года, когда гражданские власти Буэнос-Айреса сумели одержать над ним верх и поставили себе на службу, назначив начальником округа с тем, чтобы он защищал ту власть, с которой враждовал до сих пор. Если читатель не забыл о такой фигуре, как проводник, о главных чер­тах, характерных для кандидата в военачальники пампы, он легко пой­мет характер и мотивы действий Артигаса.

В один прекрасный день Артигас со своими гаучо покинул генерала Рондо и выступил против него. Положение последнего похоже на то, в каком сейчас находится осаждающий Монтевидео Орибе, которому с тыла угрожает другой враг. Единственное их различие — то, что Арти­гас был врагом и патриотов, и роялистов одновременно [152]. У меня нет намерения ни уточнять причины или поводы, обусловившие этот разрыв, ни давать этому явлению какое-либо определение, освященное политиче­ским лексиконом, ибо ни одно из них не подходит. Когда в любой стране начинается революция, сначала там вступают в борьбу два противопо­ложных лагеря: революционный и консервативный; у нас враждующие партии получили названия патриотической и роялистской. Естественно, победившая партия разделяется на фракции умеренную и радикаль­ную — на тех, кто хотел бы довести революцию до конца, и тех, кто хо­тел бы удержать ее в определенных границах. Характерно для револю­ций и то, что партия, потерпевшая поначалу поражение, реорганизуется и побеждает благодаря расколу, который происходит в лагере победив­ших. Но когда в ходе революции одна из сил, выступивших в ее под­держку, немедленно откалывается и образует третью группировку, она ведет себя одинаково враждебно по отношению как к одному, так и к другому лагерю, но и эта отколовшаяся группа оказывается неоднород­ной. Общество, в котором возникла эта сила, до тех пор не знало о ее существовании, и только революция способствовала ее появлению и раз­витию.

Таковы силы, что привел в движение славный Артигас,— слепые, но полные жизни, с инстинктами, враждебными европейской цивилизации и любой упорядоченной системе, противящиеся как монархии, так и республике, ибо обе они происходили из городов и, связанные между со­бой, несли определенный порядок и подчинение власти. И эти силы, и в первую очередь менее революционная, использовали противостоящие партии просвещенных городов до тех пор, пока те, кто призвал их себе на помощь, не погибли, а вместе с ними погиб и город с его идеями, его литературой, школами, судами — с его цивилизацией!

Это стихийное движение в пастушеских областях столь непосредст­венно в своих проявлениях, столь незаурядно и выразительно по своему духу и направленности, что и сегодня приводит в изумление партии городов, которые вовлекли его в свое дело и окрестили политическими на­званиями, разделявшими их самих. Сила, поддерживавшая Артигаса в Энтре-Риос, была та же, что в Санта-Фе поддерживала Лопеса, в Сантья­го — Ибарру, в Лос-Льяносе — Факундо. Индивидуализм был ее сутью, конь — ее единственным оружием, бесконечная пампа — ее подмостка­ми. Орды бедуинов, в наши дни грабящие и оглашающие дикими вопля­ми пограничные районы Алжира, дают точное представление о том, что такое аргентинская монтонера , которую использовали и дальновидные политики, и знаменитые злодеи. Такая же борьба цивилизации и вар­варства, города и пустыни происходит сегодня в Африке; у орды и у монтонеры одни и те же герои, общий дух, общая стратегия стихийно­сти. Бесчисленные массы блуждающих по пустыне всадников вступают в бой с организованными отрядами города, если чувствуют превосходст­во своих сил, и, словно тучи казаков, тут же бросаются врассыпную, даже если бой идет на равных; затем они собираются вновь и внезапно нападают на спящих, угоняют коней, уничтожают отставших и вырвав­шихся вперед. Вездесущие и неуловимые, действуют они маленькими группами, слабые в открытом бою, могущественные и непобедимые в дли­тельных боевых операциях, на исходе которых организованная армия гибнет, изнуренная и обескровленная мелкими стычками, неожиданными набегами, усталостью.