Доминго Сармьенто - Факундо

Однако посмотрим теперь на состояние Ла-Риохи в соответствии с данными одной из моих многочисленных анкет — я предложил их жи­телям города, чтобы глубже изучить факты, на которых основывается моя теория. Отвечает один уважаемый человек и, не подозревая даже о цели моих вопросов, делится недавними воспоминаниями, ибо покинул Ла-Риоху всего четыре месяца назад:

1.Каково приблизительно население Ла-Риохи сегодня?

Всего полторы тысячи. Говорят, в городе сейчас лишь пятнадцать мужчин.

2.Сколько именитых граждан осталось в Ла-Риохе?

Шесть или восемь.

3.Сколько адвокатских контор работает в городе?

Ни одной.

4.Сколько врачей заботится о больных?

Ни одного.

5.Сколько дипломированных судей?

Ни одного.

6.Сколько человек носит фрак?

Таких нет.

7.Сколько молодых риоханцев учится в Кордове или в Буэнос-Ай­ресе?

Слышал об одном.

8.Сколько школ работает в городе и сколько детей посещает их?

Нет ни одной школы.

9.Есть ли в городе общественные благотворительные заведения?

Нет ни одного, нет даже начальной школы. Единственный монах -францисканец из монастыря обучает нескольких детей.

10.Сколько в городе разрушенных церквей?

Пять, только центральный собор еще работает.

11.Строятся ли новые дома?

Не строятся , а разрушенные не восстанавливаются .

12.Каково состояние существующих домов?

Почти все рушатся .

13.Сколько священников ведет службу?

В городе служат только двое, один — местный приходской священ­ник, другой — монах из Катамарки, еще четверо в провинции .

14.Есть ли в городе большие состояния, свыше пятидесяти тысяч песо? Сколько состояний свыше двадцати тысяч песо?

Нет ни одного подобного, все очень бедны.

15.Увеличилось или уменьшилось население?

Уменьшилось более чем вдвое.

16.Испытывают ли жители города чувство страха?

В высшей степени, боятся говорить даже о самых невинных вещах .

17.Монета, что чеканится здесь, законная?

Провинциальная монета — фальшивая.

Факты говорят сами за себя с печальной и ужасающей точностью. Только история побед мусульман над Грецией дает нам пример подоб­ной варваризации , столь скорого разрушения. Но это происходит в XIX веке, в Америке! И причем за каких-нибудь двадцать лет! То, что говорилось о Ла-Риохе, целиком может быть отнесено и к Санта-Фе, Сан-Луису, Сантьяго-де-Эстеро—к этим скелетам бывших городов, дряхлым и опустошенным захолустьям. Уже на протяжении десяти лет в Сан-Луисе только один священник, там нет ни одной школы, никого, кто носил бы фрак. Но давайте рассмотрим на примере Сан-Хуана судь­бу городов, которые избегли разрушения, но незаметно варваризируются.

Сан-Хуан — исключительно земледельческая и торговая провинция, отсутствие в ней пастушеского села долгое время спасало ее от власти каудильо. Какая бы партия ни одерживала верх, губернатор и чиновни­ки избирались из образованного населения до 1833 года, когда Факундо Кирога поставил у власти невежественного человека [159]. И тот, не из­бегнув влияния нравов цивилизованного общества, преобладавших здесь, несмотря на характер новой власти, доверил руководство образо­ванным людям, но затем был побежден Брисуэлой, вождем риоханцев; потом его сменил генерал Бенавидес [160], который уже девять лет держит в руках власть, расценивая ее не как временное полномочие, а как по­стоянную привилегию. Население Сан-Хуана выросло благодаря успехам земледелия и притоку спасающихся от голода и нищеты жителей из Ла-Риохи и Сан-Луиса; число зданий в городе заметно увеличилось, что доказывает, сколь богаты эти области и какого расцвета могли они дос­тигнуть, если бы правительство заботилось о просвещении и культуре, единственном, что способно возвысить народ.

Деспотизм Бенавидеса носит нежесткий и мирный характер, и пото­му и в городе, и в душах людей покой. Это единственный каудильо Ро­саса, который не выкупался в крови, и тем не менее результаты варва­ризации современной системы здесь ощущаются с не меньшей силой.

В городе с сорокатысячным населением нет сейчас ни одного адво­ката — ни уроженца этих мест, ни прибывшего из другой провинции. Судопроизводство ведется людьми, не имеющими самого элементарного представления о Праве, да и кроме того — это в полном смысле слова никчемные люди. В городе нет ни одного общественного учебного заве­дения. Женская школа была закрыта в 1840 году, три мужских школы открывались и закрывались одна за другой между 1840 и 1843 годами по причине полного равнодушия и даже враждебности властей. Только трое юношей учатся за пределами провинции. Есть лишь один врач — уроженец Сан-Хуана.

Не наберется и троих молодых людей, знающих английский язык, не отыщется и четверых, говорящих по-французски. Лишь один изучал математику. Только один юноша имеет образование, достойное культурно­го народа,— это сеньор Раусон [161], известный своими незаурядными способностями. Его отец — североамериканец, и этому он обязан своим об­разованием.

Не найдется в городе и десятка граждан, которые научились чему- нибудь большему, чем читать и писать. Нет ни одного военного, кото­рый служил бы в регулярной армии за пределами Республики [162].

Но, может быть, такое убожество — обычное явление для провинци­ального города? Никоим образом! Чтобы доказать противное, достаточно обратиться к истории. Двадцать лет назад Сан-Хуан был одним из самых культурных провинциальных городов. До какой же степени должен прий­ти в упадок и захиреть американский город, чтобы искать время его расцвета, возвращаясь на двадцать лет назад!

В 1831 году в Чили эмигрировали двести горожан, главы семей, мо­лодые литераторы, адвокаты, военные и так далее. Копиапо, Кокимбо, Вальпараисо и другие города Республики все еще наводнены этими бла­городными изгнанниками; одни из них капиталисты, другие — горные инженеры, много коммерсантов и землевладельцев, адвокатов, врачей, людей иных профессий. Подобно беглецам из Вавилона, они не увидели больше земли обетованной! Новая волна эмиграции в 1840 году остави­ла страну, чтобы не вернуться назад!

Сан-Хуан был до той поры городом достаточно богатым образованны­ми людьми, он дал знаменитому Тукуманскому конгрессу его председателя доктора Лаприду [163], человека незаурядных способностей и высо­ких помыслов, который погиб позже, убитый братьями Альдао [164]; прио­ра Доминиканской обители в Чили, ученого и патриота Оро [165], ставшего потом епископом в Сан-Хуане; славного патриота дона Игнасио де ла Роса [166], который вместе с Сан-Мартином подготовил военную экспеди­цию в Чили и посеял у себя на родине идеи классового равенства, обещанного революцией; министра правительству Ривадавиа [167], минист­ра аргентинской дипломатии в лице дона Доминго Оро [168], чьи диплома­тические таланты до сих пор по достоинству не оценены; депутата Конг­рессу 1826 года в лице знаменитого священника Вера; депутата конвен­ту Санта-Фе в лице замечательного оратора священника Оро; другого депутата — конвенту Кордовы в лице дона Рудесиндо Рохо [169], известно­го как своими талантами, особенно в области промышленности, так и большой образованностью; среди прочих военных — полковника Рохо, который спас две провинции, погасив мятежи благодаря лишь хладно­кровию и отваге,— о нем генерал Пас [170], признанный судья в этой об­ласти, говорил, что он мог бы стать одним из крупнейших генералов Республики. Были тогда в Сан-Хуане и театр, и постоянная актерская труппа.