Доминго Сармьенто - Факундо

Когда он достигает зрелости, нить его жизни теряется в запутанном лабиринте скитаний по соседним селениям. Факундо появляется там то тайно, то открыто, но всегда преследуемый, играет в азартные игры, батрачит; ловко орудуя ножом, подчиняет себе всех, кто оказывается рядом. В Сан-Хуане в поместье Годоев сегодня показывают глинобитные ограды, сделанные Кирогой, такие же есть в Ла-Риохе и в Фиамбала. Он сам показывал такие же и в Мендосе, на том самом месте, куда од­нажды вечером приказал притащить двадцать шесть офицеров, что сда­лись при Чаконе [182], и расстрелять их за упокой души погибшего Вильяфанье [183]. В селениях провинции Буэнос-Айрес Факундо также видели в пору, когда он был пеоном. Каковы причины, заставившие этого челове­ка, воспитанного в скромной, достойной семье, сына обеспеченных и доб­родетельных родителей, опуститься до положения батрака и выбрать работу самую примитивную, самую грубую, для которой требуются лишь физическая сила и терпение? . Быть может, мастеровой зараба­тывает вдвое больше других и так скорее можно скопить немного денег?

Наиболее бесспорное, что мне удалось узнать о темном периоде бро­дячей жизни Факундо, следующее: примерно в 1806 году он отправился в Чили с грузом зерна, принадлежавшего его родителям, и проиграл все, вместе со скотом и погонщиками-рабами, сопровождавшими его. Приходилось ему сопровождать в Сан-Хуан и Мендосу скот из родительской усадьбы, и его постигала та же участь, ибо игра была дикой, безудержной страстью Факундо, которая будоражила всю его душу. Нескончае­мые выигрыши и проигрыши, должно быть, истощили родительское тер­пение и в конце концов он порвал всякие отношения со своей семьей. Когда Факундо стал грозой Республики, один из его приближенных спросил: «Генерал, какую самую большую ставку сделали вы в своей жизни?» — «Семьдесят песо»,—равнодушно ответил Кирога, только что, выигравший двести унций. Как объяснил он позднее, в юности, однажды когда у него было лишь семьдесят песо, он проиграл их, поставив все на одну карту.

У этого события есть своя история. Факундо батрачил в Мендосе, в поместье одной сеньоры, которая жила в Плумерильо. Примерно через год на Факундо обратили внимание, ибо он вовремя выходил на работу и верховодил среди батраков. Когда пеоны решали бросить работу и удариться в разгул на целый день, то договаривались с Факундо, а он извещал госпожу, заверяя, что гарантирует поголовную явку всех на следующий день, и свои обещания всегда неукоснительно выполнял. За такое посредничество пеоны прозвали его Отцом.

Через год усердного труда Факундо испросил свое жалованье — на­бежало семьдесят песо,— вскочил на коня и поскакал куда глаза гля­дят; в одном трактир е-пульперии он увидел людей, соскочил с коня и, протянув руку над головами столпившихся вокруг банкомета, поставил на карту все свои деньги. Проиграв, Факундо вновь отправился сам не зная куда, пока вскоре один судья по фамилии Толедо, которому случи­лось проезжать мимо, не потребовал его удостоверения поденщика.

Факундо подъехал, притворился, будто ищет что-то в кармане, и ударом ножа свалил судью на землю. Быть может, так он вымещал злость за недавний проигрыш? Или просто хотел утолить ненависть злого гаучо к гражданским властям и добавить еще один подвиг к блес­ку своей зарождавшейся славы? — И то и другое. Такие случаи, когда он обрушивал свою ярость на первого встречного, обычны в его жизни. Как только Факундо произвели в генералы и в его подчинении оказа­лись полковники, он приказал дать одному из них в своем доме в Сан- Хуане двести плетей за то, что тот, как уверял наш герой, обыграл его жульнически; двести плетей одному юноше за то, что тот позволил себе пошутить, когда Факундо вовсе не был к тому расположен; двести пле­тей какой-то женщине в Мендосе — она, проходя мимо, сказала: «Уда­чи, мой генерал», когда он был разъярен из-за того, что ему не удалось взять верх над одним человеком, столь же миролюбивым и справедли­вым, сколь и храбрым, настоящим гаучо.

Затем Факундо вновь появляется в Буэнос-Айресе, где в 1810 году его записывают рекрутом в полк Аррибеньос [184], которым командовал его соотечественник генерал Окампо, впоследствии президент Чаркаса. Славная военная карьера открылась перед ним с первыми лучами май­ского солнца; и нет сомнения, что Факундо, с его закаленным духом, со свойственным ему инстинктом воинственности, подчинившись дисцип­лине, облагороженный возвышенной целью, в один прекрасный день вер­нулся бы из походов в Перу, Чили, Боливию генералом Аргентинской Республики, подобно многим другим отважным гаучо, которые начинали карьеру простыми солдатами. Но мятежная душа Кироги не желала вы­носить бремя дисциплины, казарменные порядки и ждать чинов. Он чувствовал, что призван повелевать, возноситься мгновенно, самолично утвердить себя наперекор ненавистному цивилизованному обществу и собственными руками устроить свою судьбу по-своему, соединив отвагу и преступление, власть и своеволие. Позднее он был призван в Андскую армию [185] и записан в Отряд конных гренадеров [186]. Лейтенант Гарсиа взял его к себе в помощники, но очень скоро славное войско из-за де­зертирства начало таять. Впоследствии Кирога, как Росас и как все эти змеи, что взросли в тени лавров, осеняющих родину, выделялся нена­вистью к офицерам армии, сражавшейся за независимость,— оба они устроили кровавую баню борцам революции.

Бежав из Буэнос-Айреса, Факундо с тремя товарищами скитается по провинциям. Отряд сельской полиции настигает их; Факундо принимает бой и ведет настоящее сражение, исход которого остается неясным до тех пор, пока он не убивает четырех или пятерых противников; затем он снова пускается в путь, ножом прокладывая себе дорогу через заслоны, что встречаются ему до самого Сан-Луиса. Впоследствии ему придется проделать тот же путь с горсткой гаучо и рассеивать уже целые армии, продвигаясь к Сьюдаделе, известной цитадели у Тукумана [187], и сметая последние оплоты Республики и гражданских порядков.

Вновь появляется Факундо в родительском доме в Лос-Льяносе. К этому времени относится одно событие, достоверность которого ни у кого не вызывает сомнения. Тем не менее автор одной из рукописей, находящихся в моем распоряжении, пишет об этом следующее: «Мне неизвестно, что Кирога когда-либо пытался отнять у родителей деньги силой». Вопреки всеобщему мнению, я рискну разделить его суждение, иначе все это было бы совершенно невероятно! Рассказывают, что отец отказался дать Факундо сумму, которую он просил, и тот улучил момент, когда отец и мать отдыхали во время сьесты, запер на засов комнату, где они спали, и поджег соломенную крышу, какими обыкновенно покры­вают дома в Лос-Льяносе [188].