Дмитрий Володихин - Смертная чаша

Отдав воеводе поясной поклон, гонец дождался повеления:

– Говори!

– Июля в двадцать третий день крымский царь пришел на украйны русские… Пожёг Тулу. Посады в пепел обратились, град же каменный отстоялся… В силе тяжкой идет к Оке, к Сенькину броду! – ответствовал вестник, пошатываясь от изнеможения.

Но Воротынский даже не заметил его усталости. «Вот оно! Началось…» – и на сердце лег холодок у государева большого воеводы.

– Вот, значит, куда направляются… Не обхода ищут, в лоб идут, уверены, что проломят нас… – размышлял он вслух. – Верно ле, что сам царь идет, а не царевичи? Верно ле, что не скорым изгоном, а в силе тяжкой?

– Истинно так. По сакме сочли: тысящ с сорок, а то и поболе. Дозорных двое, ближе прочих ко крымским людям подобравшиеся, едва к ним в зубы не попались. Одного положили все-таки, второй утёк. Бает, не одна там крымская сила, еще и ногайцы да черкесы, да беглые цитраханцы. Бает, видал турского человека. Бает, кош идет с пушечным нарядом, и звери вельблуды при нём.

– Вот оно как… Сорок тысяч.

Князь Воротынский имел под рукою точнехонько вдвое меньше бойцов, чем у Девлетки. Может, подойдут еще казаки именитого ватамана Михайлы Черкашенина да кое-какие отряды пищальников с городов, да конные сотни… а всё одно, более двадцати пяти тысяч не станется. «Худо. Но побороться-то можно. Особливо если не пропустить царя крымского дальше Оки. Не дать хану прорваться к коренным землям московским и замосковным, не дать ему устроить там новое разорение. Коли пронесется по ним злой вихорь татарской конницы, то землица надолго обезлюдеет… Можем и не встать оттоле, вся держава Русская падет, а соседи, яко хищные враны, на тело ее сядут, дабы расклевать плоть до костей и очи вынуть. Ныне шатко христолюбивое царство, едва на ногах держится, хвори его одолевают, крови немало из жил его истекло. Кто до сердца его ныне татар допустит, тот из колена в колено родов будущих яко сущий хороняка и сквернавец навеки прославлен будет! Имя его не отмоется… Но ничего, есть надежда. Окский берег ныне крепок, спроста его не возьмешь, нет. Здесь бы незваных гостей и остановить. Нельзя далее него пускать Девлетку».

Так. Так.

«Если доведется пойти на прямое дело, один раз ударить сможем, на второй силенок не хватит. Но один-то раз лбами столкнуться, и так, чтобы ровно бой шел, так, чтобы тыл не подать, – сумеем… Были бы сердца крепки да Бог милостив, и свеча наша не погаснет».

Так. Так.

– Теперь ступай, отдохни. Всё, отсторожил своё, сторож. К станицам тебя не отпускаю, тут мне понадобишься.

Полетели гонцы от князя Воротынского на Восход и на Закат. Миновав ворота Серпухова, понеслись они на лучших конях, что даны из государевых конюшен, по городам Окского берега.

Один поскакал в Тарусу, ко князю Никите Одоевскому, над полком Правой руки поставленному. Недавно Одоевский бил челом государю на него, Воротынского, в отечестве. Мол, почему местом ниже поставлен? Родом же и коленом, мол, Воротынского он не ниже! На его безумную затейку глядя, и прочие воеводы задуровали, переместничались. Слава Богу, из Москвы пришла грамота: нынешний поход – без мест! Тем токмо безумье и прекратилось… Дурил князь, да в том его воля, а ныне ратники его смерть как надобны.

Другой – на Калугу, ко князьям Андрею Хованскому да Дмитрию Хворостинину с Передовым полком. Эх, сильный полк, да долго им идти от Калуги, долго!

Третий – в сторону Каширы, туда, где поставлен Сторожевой полк под рукою крепкого и в делах стратилатских умудренного князя Ивана Шуйского.

Четвертый – к Лопасне. Там стоит князь Андрей Репнин с полком Левой руки. Этот тоже бил челом государю о местах – на князя Хованского. Что за раздрасие! Не ко времени. Слава Богу, примирились они…

Пятый – в свой же Большой полк, к малым воеводам князю Коркодинову да князю Сугорскому, начальным людям над всем нарядом и гуляй-городом, стоящим на Коломне. На крепостицу сию особная надежда, ибо чует сердце, без гуляй-города на сей раз дело не обойдется.

Всем – один приказ: сняться с места и идти с великим поспешением к Сенькину броду, что лежит между Серпуховом и Каширой. Идти бессрочно, ночью и днем, себя не щадя, оставляя истомленных на дороге – потом догонят! Не давать себе отдыха, помимо самого краткого, не позволять себе ни малейшего промедления, ибо промедление – конечная погибель!

Шуйскому да Репнину до Сенькина брода ближе всего. Им стоять насмерть, дожидаясь остальных, телами своими закрывая дорогу к столичному городу. Ныне их полки – живая стена для всего Московского царства.

Такожде и Большой полк сдвинулся с места. Хотя и самый сильный он в русском воинстве, но в одиночку татар не сдержит. В Серпухове у Воротынского под рукой всего-то тысяча и восемь сотен конников-дворян, в коих истинная сила воинства. Помимо них – всякий люд сборный-приборный: боевые хлопы, казаки, стрельцы… но им против дворянского ополчения цена другая, яко вдвое-втрое помене. Даже если сложить воедино его собственных ратников да людей Шуйского с Репниным, всё равно выйдет маловато. Для хорошей драки – маловато! Нужны все полки.

Если конница врага собьет заслоны на Сенькином броде, то до Москвы она домчит дня за три, много – за четыре. Погубят столицу!

Если не сможет сбить, то встретятся все полки русские где-то под Серпуховом, да там и примут Девлетку на щит, и таковую силу ему не сгрызть – поперек горла встанет! Но для того прежде надо собрать разрозненные полки в один кулак. А самым дальним из них идти до места встречи аж два дня. Успеют ли?

Торопиться!

Ныне всё решает время.

«Вельми славен ты, победитель московский! Токмо на кота малость похож». Воротынский стоял на высоком мысу над тихим течением Оки и дивился сторожкости Девлет-Гирея. Не раз видел его воевода средь избранных нукеров, под белым бунчуком, на противоположном, низком, берегу, но господарь татарский на большую битву людей своих по сию пору не вывел.

Девлет-Гирей словно бы не торопился. Кот – скотина осторожная, воды не любит, лапою воду попробует да и отойдет, не лезет далее. Так и крымский царь: там котовьей лапой воды коснется, здесь ею проведет… а до глубины не охоч. Не ныряется ему и не плавается, на бережку чего-то ждет.

О, вот и сейчас пошли-пошли некие мелкие мурзы речную волну взбивать, на ровной ряби взбрызги поднимать… но в малой силе, в малой, в малой…

Он бы тоже на их месте особенно сил не расходовал: брод скверный, на русской стороне – высота, да с насыпями, да с плетнями, да с частоколом, тамо лучников с пищальниками изрядно, пушкари к делу изготовились, а что Девлетка с собой пушечек привез, так по высоком берегу из них много не настреляешь. Пыхтят, конечное дело, стараются стратилаты азийские, а более пока от них шуму, нежели убытку.