Николай Таратухин - С гитарой по жизни

Особенно меня поразило состояние дел в офтальмологическом отделении. В городе уже во всю работали глазная клиника имени профессора Федорова, частная клиника «Три — З», где глазные операции хирурги делали при помощи лазера на современном оборудовании, не причиняя больным жутких страданий, без длительной госпитализации. Конечно, это делалось не бесплатно, а за приличные деньги. Но ветераны войн оказались на обочине прогресса (кстати, моя заметка так и называлась — «На обочине прогресса»). Сюда современное оборудование тогда еще не дошло. Краевая администрация выпустила как-то из поля зрения госпиталь, а посмотреть, видимо, было надо. Хирурги госпиталя делали все сложные операции на глазах скальпелем. Они мне рассказывали, что удалять катаракту скальпелем — это тоже самое что бриться топором. Больному страдания, а хирургу высочайшее напряжение нервов и ежесекундное испытание мастерства. А в отделении работали два молодых, но уже опытных хирурга. Они были готовы делать операции с применением лазерной техники, даже прошли обучение в центральных клиниках.

Короче, моя статья произвела впечатление на губернатора и в госпитале затеяли капитальный ремонт, а офтальмологическое отделение было оснащено современным импортным оборудованием и про операции скальпелем там уже давно забыли. Но меня не забыли хирурги отделения. Иногда встречаемся и вспоминаем те времена.

Моя журналистская деятельность совпала с двумя российскими революциями, с двумя чеченскими войнами. Конечно же, я не остался в стороне от этих событий. Если в самом начале прихода к власти Ельцина я радовался свержению коммунистического строя в стране, то начиная с 1993 года я полностью в нем разочаровался и до сих пор считаю, что некоторые его действия были позором российского народа. Мне вспоминаются стихи Александра Кушнера в которых есть замечательные строчки:

«Времена не выбирают,

В них живут и умирают…»

Так вот, считаю ли я себя патриотом? Да, считаю потому, что Родина — это для меня святое. Есть ли у меня основания ненавидеть КПСС? Как ни странно, но на этот вопрос у меня однозначного ответа нет. Помню, когда село Троицкое освободили наши от фашистов, мы все радовались и приветствовали нашу власть. Буквально через месяц в селе начал восстанавливаться колхоз. У нас была корова, которую староста деревни еще при немцах дал нашей многодетной семье. Корова чем-то болела и ее выбраковали из стада. Мать ее выходила какими-то отварами, выкормила и она нас очень выручила всю оккупацию. При образовании колхоза корову у нас отобрали, пообещав давать нашей семье по литру молока в день. Помню, когда корову уводили со двора, я раздетый, босиком бежал по промерзлой дороге вслед и просил вернуть корову, а меня здоровенные дядьки сапожищами отпихивали в кювет. Отец к этому времени был на войне, молоко нам через месяц давать прекратили.

Или другой случай. Когда я ушел в Армию, а братья находились в детдоме, наш частный дом в Бахчисарае был «национализирован» и отдан в коммунальное хозяйство города. Никто нам не вернул его, даже когда мы об этом просили. Ну, а мои мытарства с работой, когда я почувствовал дискриминацию по партийной принадлежности, я уже описал. Но с другой стороны, страна нас не бросила на выживание. Когда мы вернулись в Крым в 1949 году, у меня обнаружили туберкулез. Я был пролечен в Симферопольском противотуберкулезном диспансере, меня посылали в Ялту в санаторий. Буквально за год меня вылечили. Я смог получить бесплатное образование, получить льготное жилье, и самое главное, возможность чувствовать, что я гражданин великой державы. И вот все, что касалось моих личных обид на существовавший ранее политический строй, стало подвергаться в моем сознании сомнению.

Когда в российские города и сёла стали приходить цинковые гробы с телами погибших наших солдат срочной службы, а народ Чечни был залит кровью, я не мог не оказаться в оппозиции к существующему строю. Особенно меня раздражал тот факт, что вся партийная номенклатура бывшего СССР осталась у власти. Более того, пользуясь моментом, она стала обогащаться, «прихватизируя» все то, что по их прошлым заверениям, принадлежало народу. Промышленность, сельское хозяйство, предприятия общественного питания — все стало акционироваться, но руководители умудрялись при этом получать контрольные пакеты акций разных ОАО и становиться их полноправными хозяевами. Это была так называемая директорская приватизация. А чиновничья братия тоже не оставалась в стороне от всеобщего разграбления народного достояния. Те, кто не имел прямого доступа к материальным ценностям, компенсировали это взятками на своих рабочих местах, подписывая взяткодателям разрешительные документы. В стране воцарились коррупция, бандитизм и корпоративная солидарность правоохранительных органов. В судах побеждали те, кто имел больший по размерам кошелек, а доступ к высшему образованию и качественному лечению без денег стал вообще проблематичным, малодоступным делом. Наверное, не только я, но и многие стали задумываться: а так ли плохо нам жилось до демократии?

«Кубанский курьер», являясь трубадуром нового строя, стал постепенно терять своих читателей. Если в начале своего существования дневной тираж продавался почти мгновенно, то к 1995 году число покупателей уменьшилось. Газету стали вытеснять другие издания да и число подписчиков заметно сократилось. Популярность газеты нисколько не поднялась даже после того, как газету посетил В. Жириновский и все члены редколлегии единодушно вступили в ЛДПР. Даже взрыв бомбы в туалете газеты неизвестными лицами, при котором погибла молодая женщина-корректор, не вызвал у кубанцев любви к газете. Я своими заметками стал вызывать раздражение у главного редактора. Конфликт назревал, и вскоре он произошел — после того как я написал заметку об уничтожении в лесах Кубани ценных пород деревьев и вывозе их за границу. Особенно отличилась в этом австрийская фирма «Пизец». Два железнодорожных товарных состава бревен дуба были отправлены в Австрию лесничеством Кубани, несмотря на существующий в крае запрет на вывоз. Я написал заметку под названием «Пришел „Пизец“ лесам Кубани». Заметка не была опубликована. И подозреваю, что совсем не по этическим причинам. Из газеты я ушел.

Меня уже знали в крае как журналиста, поднимающего острые проблемы, и долго искать работу не пришлось. Газеты «Кубанские новости» и «Аргументы и факты — Кубань» стали публиковать все, что я приносил в их редакции. Но больше всего я проводил время в краевой газете инвалидов «Рассвет», куда меня пригласил редактор Н. Н. Замковой для работы с письмами, поступающими от инвалидов Краснодарского края. Письма представляли собой не только жалобы или просьбы, а иногда это были образцы народного творчества: стихи, проза и даже музыка. Я старался в силу своих ни Бог весть каких способностей отвечать на них, дорабатывать и готовить к публикации. Никто в обиде не оставался. Надо сказать, что я не прекращал сотрудничать и с другими газетами.