Вениамин Додин - Площадь Разгуляй

«Как кому не знаю, — писал Вениамин Додин в Комиссию по правам человека ООН, — а мне, однако, давно и до омерзения обрыдла армия бессовестных лавочников, вот уже многим более полувека грязными грабками своими лапающая, — перебирая и «пересчитывая», — ТОЛЬКО ДЛЯ МЕНЯ СВЯТЫЕ, ТОЛЬКО МНЕ ОДНОМУ ДОРОГИЕ, ТОЛЬКО ОДНОМУ МНЕ ПРИНАДЛЕЖАЩИЕ КОСТИ БЛИЗКИХ МОИХ, погибших в Большом Еврейском Погроме 1941–1945 гг. Торгашей этих пора призвать к ответу.

Запретить через Международный Суд их постыдный, беззастенчивый, бесконечно длящийся, торг нашей навечно раненой памятью. Унять раз навсегда зарвавшихся трупоедов. И оставить, наконец, в покое наших мертвецов».

Потому и былое эхо от нагнетавшейся от года к году и естественным образом стирающейся истерии вокруг чудовищной еврейской трагедии более чем полувековой давности и, повторяем, смакования самих методов уничтожения нашего несчастного народа утихло. А сами генераторы самоубийственного действа и воспитанные ими потребители чтива всё более нервозно, некритично встречают раскрытие всё новых и новых архивных свидетельств преступлений собственных героев «из народа своего». Состоящего, как оказывается, конечно же, не из одних только эйнштейнов, брускусов, даже тевье молочников — гениев, пророков, святых и просто добрых людей, которых тьма тьмущая! Ни даже вовсе не из таких милых и родных мамэлах и тателах. Или, на худой конец (по ильфопетрову), из одних только врачей–общественников. Но… и не без микроскопической, — только микроскопической(!), — добавки к этому собранию–конгломерату известных праведников доли кошерных мерзавцев. В счастливейшие для них годы пост–переворотной эпохи России — в годы жатвы её ими — действовавших нагло, нахрапом — не таясь и не стесняясь.

Разрешая вопросы жизни и смерти россиян измышлённым — это ими то - «пролетарским правосознанием». Однако не всё (и не всегда) коту масленица.

Меняются времена. И — нет–нет — архивы со свидетельствами шалостей этой «микроскопической добавки» приоткрываются. Пусть «на час» — пусть лишь только для упоминавшейся Алексахинской комиссии, успевшей до гибели (30 ноября 1990 года) организатора и председателя её поработать чуть более 35–и лет! И всплыли, — будто из недоступной прежде океанической впадины, из бездны забвения, — на свет Божий, поднятые ею страшные подробности массовых казней 1918 — первой половины 20–х годов. Казней годов подлинного Большого Троцкистско-Ленинского Террора. Весело, «с р-революционным огоньком», проводимых комиссаро–большевистскими изуверами. Тогда — под открытым небом у оврагов, речных промоин и других естественных могил… Позднее чуть — не менее впечатляющие картинки казней 1929–1934 годов. Казней теперь уже самих палачей — старых знакомцев наших. Тех самых бандитов из Троцкистско—Ленинских большевиков–комиссаров. А вскоре казней и тех палачей, что успели казнить палачей первых волн казней — следовавших одна за другой… (Читатель успевает следить за сменой этих циклов цунами, в коих очередной расплод бешеных крыс пожирает прежний?)…

Казни, казни, казни… Только по меняющейся «моде» — казни «штучные» уже. И «под крышей» теперь. В когда–то обжитых было крысиных подвалах первых поколений палачей… Погодя же ещё немного – это уже 1937–1940 годы на дворе — казни вновь групповые. Снова массовые.

И, — как некогда, — опять под чистыми небесами. Однако не «на воле» нижних речных плёсов Северной Двины, Печоры, Оби, Енисея или Амура, как в эпоху ленинцев и троцкистов. А в благоустроенных оцеплениях «зон отдыха» Областных управлений республиканских расстрельных наркоматов. В «спецзонах» пригородных лесов у нововведённых уже в эпоху НТР вязочных шкафов заводского изготовления.

И не расстрельные команды казнят уже. Не палачи казнят — а исполняют исполнители. Чтобы у настоящих палачей, посылающих исполняемых на исполнение, оставались чистыми руки. А у самих исполняющих чистой оставалась совесть. Всё путём. Ну, а у исполняемых — у этих вообще всё О кей!: по исполнении им корреспондируется самым гуманным в мире законом неотъемлемое конституционное право на посмертную реабилитацию…

Есть ещё одна родная страна такая, где… и т. д.?! И, повторим: всё путём. Только очередное поколение бывших «правосознателей» скидывается отныне не во рвы и речные вымоины. Но, — как в доброе старое (совсем старое!) время, — в свежеотрытые братские могилы в пригородных (у какого города, какие есть) бутовых, коммунарках, орудьевых, торфотрестах… Имя им у российских городов — от Бреста до Анадыря и от Архангельска до Кушки — Легион…

…Естественно, — в конгломерате этих обстоятельств и затронутого времени, — везде и всегда непременно рядом и МЫ вездесущие, без коих ничего никогда не обходилось…

Братьев Вайнеров читайте хотя бы, рекомендует АВТОР…

Суть: когда же бывшим потенциальным субъектам, или объектам даже, этой любимой с младенчества народной «сказочки про белого бычка» напоминают невзначай детали её, — где опять же ТЕ МЫ, — тотчас нервы.

Истерия тотчас. Беснование не медля! Как, к примеру, после публикации в журнале «Еврейский камертон» (ежедневных «НОВОСТЕЙ НЕДЕЛИ») одного лишь только тощенького архивного свидетельства о лишь только об одном случае художеств комиссарских «троек» лишь только в одних пограничных округах! А ведь там — впереди — «Пасторали» округов Военных. Там явятся свидетельства пообширней и куда как повпечатлительней.

Да ещё и подготовленные группой экспертов под научным руководством некогда самого беспощадного к любой контре большевика-ленинца Георгия Самойловича Иссерсона. Человека высочайших принципов, потому 40 лет спустя… уже большевика–хрущёвца. Но теперь ещё более принципиального. И вовсе беспощадного к… истребителям контры эпохи своей комсомольской юности (В комиссии, в которой работал и сам В. Додин, таких принципиальных — через одного!). А за Военными округами — в более чем 94–х субъектах федерации — новые архивные свидетельства! Свидетельства — причём — ещё более принципиального Якова Исааковича Бахраха! На былую контру вовсе зверя–зверем!

Автор в своих воспоминаниях особенно тепло поминает двух этих самых принципиальных потому, что — в натури, как он выражается, — вкушал с ними баланду из одного котелка, делил нары стылых лагерных бараков. И маялся на вшами кишевших полатях вонючих ссылочных Ангарских зимовий.

И — до праведной смерти их в Первопрестольной и похорон на Новодевичьем навещая их в царских апартаментах Кремлёвки по Грановского, — душевно беседовал с ними за революцию и даже за жизнь у их вовсе не стариковских «коечек». Всё это, до времени, не касаясь верхушки командных Гекатомб ГУЛАГа — питомника и рассадника очередных поколений таких вот принципиальных. (Чьё время отвечать пришлось вовсе не на 1937–й, а многим прежде. Когда они, — себя… ну очень даже любившие, — и возопили истерически о терроре «Большом!». О пребольшущем даже! И которых – всех до одного — тоже и всеобязательно должен знать и помнить породивший их народ! (Для чего подготовлены были и отправлены «в свет!» в 1962–88 гг. публикации мастерами этого тонкого искусства Кляйном Л. К., Лифшицем П. К., Межеричером В. Р., Окунем М. А., Пересом К. К., Самохваловым И. Р., Фогелем М. М., Форстером Н. Д. и др.)…