Георгий Блюмин - Юность Татищева

В конце июня 1693 года ходячий за дела помещика Татищева человек Тимошка Соболевский отправился из Дмитровского уезда в уезд Московский, имея ряд серьезных поручений от барина. Тимошка был ловок и упрям, легок на ногу, характер имел веселый и вольный, но хозяйское дело исполнял точно и в срок. За десять лет службы у Михайлы Юрьевича Татищева Тимошка, хоть и был он самого что ни на есть простого крепостного звания мужик, а выбился в конторские люди и ведал теперь теми двумя десятками крепостных мастеровых, коих отпускал Михайло Юрьевич на оброк. С 1691 года, как пожаловали великие государи цари и великие князья Иоанн Алексеевич и Петр Алексеевич в бояре Михайлу Татищева, прибавилось работы и у Тимошки. Перво-наперво завел боярин в селе своем Пятнице-Берендееве крепостной театр, чем вызвал на себя не только гнев боярской думы, но и расположение молодого государя Петра Алексеевича, посулившего самолично нагрянуть к Михайле, когда дела позволят из Москвы отлучиться. Петровы родичи Нарышкины храмы дивной красы стали строить на Руси, и Михайло Юрьевич тотчас велел искать среди своих многочисленных теперь мужичков каменных дел мастеров. Правда, крестьяне его больше к землепашеству склонны были, рожь да коноплю растить в северной Московии, однако решил боярин: быть того не. может, чтоб не сыскались умельцы по каменному строительству в его вотчинах.

И первым ударил челом боярину по. делу тому, крепостной соседней деревеньки Никольское-Сверчки, что на речке Чернушке, Яков Григорьевич Бухвостов. Принес дощечки из липы, на коих храмы да палаты боярские, башни и дворцы кремлевские искусно и тонко углем обозначены. «Где узрел сие? — удивился Татищев. — Ведь ты, Якушка-холоп, окромя Сверчков и курной избенки своей нигде, почитай, и не бывал!» — «Во сне увиделось, — простодушно отвечал Яков, и голубые глаза его глянули смело и горячо в лицо боярину. — Кабы мне товарищей в помощь, такие бы палаты возвел на земле, чтобы по воздуху, по небу синему летели».

В тот час как раз надумал Михайло Юрьевич сельскую домовую церковь выстроить в Пятнице-Берендееве. Чтобы невелика была, но пригожа и внутри обширна. Якушке дал в помощь, по его выбору, каменщиков-односельчан Мишку Тимофеева и Митрошку Семенова. В полгода Яков сделал чертеж, напилили белого камня на берегах Истры-реки, камень тот резьбою диковинной покрыли и храм возвели на взгорье, при доме боярском, до того благолепный и пригожий, что, как леса сняли, Татищев руку поднял, чтобы перекреститься, да так и замер, пораженный красотой постройки. Потребовал Якушку, которого староста и приволок за волосья, толкнул к ногам боярским. Но Михайло Юрьевич Якушку обнял, прослезился и рубль серебряный дал. И отпустил его на оброк, чтобы Русь украшал и славил трудами своими. Яков Бухвостов с товарищами своими прежде в Кунцевскую вотчину отправились, где жил в селе Фили родной дядя царя Петра боярин Лев Кириллович Нарышкин. Тут он строить замыслил храм великолепный и нарядный, на что пожалованы были червонцы из казны царской. Внизу, в подклете, поднялась церковь Покрова, а над нею вырос храм Спаса Нерукотворного. Делал здесь Яков с товарищами галерею-гульбище, да так сделал, что и арки галереи, и широкие лестницы тоже устремились ввысь, в небо. Трудились дмитровские умельцы тут и над белокаменными резными деталями, создав богатое каменное кружево церкви, оттенившее красный кирпичный фон стен. Честна, мерна, стройна и благочинна встала церковь Покрова в Филях над Москвой-рекой. Дивным было и внутреннее убранство храма. Допущен был Яков Бухвостов наблюдать за искуснейшей работой резчика и художника иконостаса Карпа Ивановича Золотарева, который выполнял всякие государя живописные дела беспрестанно: трудился и в Ново-Иерусалимском монастыре, и в Оружейной палате, и в художественной мастерской при Посольском приказе, который во главе много лет состоял.

Белорусские мастера принесли в Москву искусство высоких рельефов, от них взял Карп Золотарев свою технику. Гирлянды растений, перевитых лентами и украшенных бантами, колонны и рамы разных масштабов, картуши, волюты и раковины окружили иконы живой игрой света и тени. Над иконами трудились Иван Безмин и Богдан Салтанов — учитель Золотарева. Храмовую икону Спаса Нерукотворного писал знаменитый иконописец Оружейной палаты Кирилл Уланов. А в иконный лик архидиакона Стефана вложил художник черты лица царя Петра. Здесь учился Яков Бухвостов искусству возводить храмы «под колоколы», заключая в один объем и церковь, и колокольню. Пять куполов филевского храма так устроены, что с какой стороны ни глянь, увидишь словно три золотые звезды, увенчанные ажурными золочеными крестами. Пламя, золотое пламя бросилось ввысь по апсидам, волютам колонн, решеткам окон, куполам и застыло вдруг, чаруя взор красотой, освежая душу песней, укрепляя сердце гордостью. Карп Иванович высоко оценил дар природный Якова Бухвостова из Берендеевского стана Дмитровского уезда, и пошел Якушка-мастер заключать подряды на строительство стен монастырских в Новом Иерусалиме, Успенских соборов в Рязани и Астрахани. А тут еще боярин Петр Васильевич Шереметев в подмосковном селе своем Спасском решил выстроить церковь Спаса Нерукотворного образа.

И сделал Петр Шереметев ставку свою на Якушку Бухвостова. В мыслях было: не одному царскому дяде Льву Нарышкину столь богатый храм у себя заводить, авось и мы не лыком шиты да и деньги найдутся. Десять лет минуло, как схоронил Петр Васильевич своего отца Василья Борисовича Шереметева — воеводу русского, выкупленного из крымского плена. Был при отце, помнит он, молодой жилец Борис Татищев… Написал Петр Васильевич к боярину Михайле Татищеву просьбу отпустить к нему Якушку Бухвостова со товарищи храм построить. Татищев просьбе старого боярина внял и послал в Спасское Тимошку Соболевского с поручительством за Бухвостова. Одновременно Тимошке указано было сыскать Бухвостова, на каком бы деле он ни состоял, и передать ему задание боярское и волю помещичью.

Тимошка надел кафтан служебный, обулся в сапоги да захватил с собой в запас пару лаптей. Перекрестясь на Якушкину церковь в селе, пошел по дороге на деревню Лопотово, откуда возили камень по Истре-реке на строительство Воскресенского монастыря. Отсюда на плоту спустился он через Горки, Сафонтьево и Сокольники к самому Воскресенскому и увидел в лучах вечерней зари и громадный храм, и Рождественскую церковь, и купол крипты — церкви подземной. Кругом монастыря вздымалась почти законченная строительством каменная стена с кровлею и переходами на арках. Восемь многоярусных шатровых башен венчало ее, наименованных в память башен древнего Иерусалима: Дамасская, Давидова, Елизаветинская… Пока Тимошка дивовался на открывшееся перед ним зрелище, высокорослый мастер, — кудри перехвачены тесьмою, — придирчиво оглядывал привезенный камень, остукивая каждую плиту молоточком. Тимошка подвинулся к нему, завел разговор. Мастер оказался родом из Белоруссии по имени Василь Заборский. Отец его пришел сюда в самом начале строительства. Патриарх Никон сразу отличил Петра Заборского [8] Создатель и композитор изразцов белорус Петр Заборский умер в 1665 г. среди прочих резчиков по камню и велел ему устроить на Истре каменной резьбы и керамик разных завод. Белорусское искусство наследовали русские мастера из Ярославля, Дмитрова, Старицы, Острова. Много труда отдал величию Нового Иерусалима Петр Заборский, пришедший на Истру от неманских истоков, и схоронен недавно у монастырской стены, на московской земле…