Софы Сматаев - Песнь моя — боль моя

Мужчина услышал конский топот и увидел приближавшихся всадников. Ехавший в середине седой как лунь, белобородый старец направился прямо к нему.

— Одолев врага, наслаждаешься победой, не так ли, сынок Галдан? — Он слез с коня и обнял джигита. — Почему ездишь один? — В голосе старика послышалась тревога.

— Святой отец, разве человек одинок в своей стране? — Галдан улыбнулся. — Не беспокойся, моя свита едет позади. Я рад, что могу поговорить с вами наедине.

Ведя на поводу коней и тихо беседуя, они направились к небольшому оврагу. Галдан чувствовал боль в спине, но был рад этой встрече.

— Святой отец, я преисполнен благодарности к вам. Вы отрубили вероломную руку, схватившую меня за горло, Я расправился с Цзотьба-Батором, я наполнил череп злодея его же кровью и напился ею. Я отомстил ему. Это было только начало, не пощадил я и Булата-Манжу; как старую шкуру, я разодрал их проклятый союз. Пока меня не окликнет старуха с косой, я буду истреблять каждого моего врага. Когда слабели мои силы, когда исчезала уверенность, вы помогали мне, вели к заветной цели. Мне кажется, во всем пространстве, куда мог бы доскакать быстроногий конь, нет такой славы, чтобы я не достиг. На всех извилистых тропах, на всех скалистых перевалах вы были рядом со мной. Сейчас погребены даже тени тех, кто боролся за престол. На белой кошме вознесли меня над людскими головами и провозгласили ханом. Теперь я единственный и безраздельный властитель всех четырех туменов. Конечно, не беззаботны мои дни, но главная моя забота — отблагодарить вас, святой отец. Вы не заритесь на ханский престол, хотя в сто раз богаче меня. Но я в неоплатном долгу перед вами. Дорогой отец, скажите, чем я заслужил такую милость — вашу святую заботу? — Горящими глазами Галдан смотрел на старика.

Его вопрошающий взгляд скрестился с острым, проницательным взором Зая-Пандиты. На глаза старика навернулись слезы. Он притянул к себе голову Галдана и поцеловал его в лоб.

— Ты хорошо сказал, сынок, искренне. Но раз ты сам меня спросил, я тебе отвечу, скажу все начистоту. А ты меня слушай внимательно и, выслушав, ответь, одобряешь ли мой замысел. — Зая-Пандита поудобнее уселся на траве. Галдан опустился перед ним на колени.

Старик говорил долго и видел, как Галдан меняется в лице.

— Как ты знаешь, в тысяча шестьсот тридцать четвертом году, после смерти твоего деда Хара-Хулы, хунтайшой стал твой отец Эрдени-Батор. Ты рано остался сиротой, учился в Лхасе, вдали от дворцовых козней. О том, что творится у нас, ты знал только понаслышке. Твой покойный отец был благородным человеком, он помогал верным людям, а насильники и подлецы дрожали перед ним. Паразитов, пьющих народную кровь, он карал нещадно. Завистники боялись и ненавидели его. У гиены по имени Зависть — острые клыки. Ее песня — злобное рычанье, ее оружие — подлость и коварство, предательский удар из-за угла. Твой отец был орлом, он парил высоко. Его размашистые крылья накрыли Алтай и Алатау, Тяньшань и Тарбагатай. Не терял он связи с хошоутами Ордоса, с Хо-Урлюком, ушедшим в Приволжье. Он выдавал замуж девушек и потом брал в жены их дочерей. Мне довелось быть на свадьбе твоей прекрасной матери — дочери Хо-Урлюка. Да, хорошие были времена! — Погрузившись в милые его сердцу воспоминания, старик умолк.

Воспользовавшись его молчанием, Галдан задал неожиданный вопрос:

— Святой отец, я знаю, что было потом, знаю, что в год Дракона отец созвал курултай, и на нем приняли знаменитый свод законов «Цааджин бичиг». На курултае присутствовали посланцы семи хошунов Халхи, приволжских калмыков и четырех наших туменов, а почему не приехали южные монголы?

Зая-Пандита долго смотрел в глаза Галдана. У старца была редкая борода, а брови — на диво густые. Они походили на заросли камыша, а когда старик сердился, — ощетинившись, напоминали стальные пики.

— Не торопись, сынок. Осенью тысяча шестьсот сорокового года твой отец, Эрдени-Батор-хунтайши посетил свой город Кобик-Саур, его построили бухарские сарты, город утопал в садах, вокруг него колосились нивы. Знаешь ли ты, что ойроты стали заниматься хлебопашеством именно при твоем отце? Ты слушай меня внимательно. Тогда же в Кобик-Саур приехали сорок четыре тайши. Навьюченные золотом и шелками караваны прибыли со всех концов страны. Даже Хо-Урлюк, одолев многодневный переход, появился в окружении многочисленных сыновей. Людей собралось столько, что раздольная степь не могла их вместить, над землей стояла пелена пыли. Не было счета забитому скоту и подаваемым яствам… Да, ты коснулся «Цааджин бичига», принятого в год Дракона. Великий свод законов ничего не оставил без внимания, затронул все стороны нашей жизни, даже определил срок и меру допустимой мести. Наполнив кровью жертвенную чашу, соратники твоего отца опустили туда руки и поклялись ему в верности. Разъехались они, проникнутые духом единства и сплоченности.

«Цааджин бичиг» действительно объединил наш разрозненный народ. Как хороший табунщик при строптивых конях, он следил за всем косяком, никому не давал разбредаться, накидывая аркан на непокорных. Этот свод, сынок, сделался надежной кольчугой твоего народа, ратным кличем, боевым набатом. Ойроты стали единым целым, мы смогли дать отпор любому врагу…

Нетерпеливый Галдан прервал его:

— Отец, вы не ответили на мой вопрос.

— Наша сегодняшняя встреча впрямую связана с твоим вопросом. А не приехали южные монголы вот почему: в то время они уже были под властью китайского императора из маньчжуров. Хищный Канси Сюань Е с тысяча шестьсот шестьдесят первого года, когда сел на трон, зарился на монгольскую землю. Твой отец был трижды прав, что не имел никаких дел с Китаем. Сейчас, увы, другое положение: семь хошунов Халхи, как мелеющую реку, засасывает цинская тина. Не из личных интересов я тебя поддерживаю; я надеюсь, что ты сможешь сплотить ойротов и монголов, ведь и у нас, и у них один язык и общая вера. — Многоопытный старец поделился своими сокровенными надеждами, он рассчитывал убедить молодого хана. — После смерти твоего отца престол перешел к Сенге. У него не было мудрости славного Эрдени-Батора-хунтайши, но была решимость. Сенге погиб от предательского удара. Твои старшие братья, корыстные душой, недалекие разумом, дрались за ханский престол, как свора волкодавов. Разве по силам им было собрать в кулак разрозненную страну, они могли только окончательно ее развалить. Ты победил по справедливости и взвился как знамя. Ты стал достойным преемником и отца твоего, и Сенге. Я увидел огонь в твоих глазах и поверил в тебя. Поверил бесповоротно и поэтому заклинаю тебя: возьми под свое крыло единокровных братьев монголов, не отдавай их Китаю. Вот та награда, которую я от тебя прошу. Я и впредь буду помогать тебе: оступишься — поддержу. Я все сказал, сын мой.