Софы Сматаев - Песнь моя — боль моя

В мрачном настроении вернулся хунтайши с охоты. Даже пылкие объятья Ахай-ханыкей не обрадовали его. Ее нежное тело, которое он каждую ночь в страстном желании покрывал поцелуями, показалось ему холодным как камень. Накинув атласный халат, Галдан вышел из опочивальни и велел позвать Нейчуна-Омбо. Уединившись, они долго шептались. После этого Галдан вернулся и проспал до полудня.

Его разбудил протяжный плач. Перевернувшись на другой бок, Галдан смежил веки и попробовал снова заснуть. Но это ему не удалось. Скорбный плач, похожий на вой волчицы, мог даже мертвеца поднять из могилы. Он наплывал на него, как черные волны адской реки, не смолкал ни на минуту. Кто может выдержать причитания матери? Горестный плач Ану-хатун сводил с ума Галдана, схватывая в каменные тиски все его существо.

Какое сердце не содрогнется от материнских слез, да еще когда сам повинен в этом плаче? Тело Галдана покрылось испариной, он хотел подняться, но ноги подкосились…

Неожиданной, загадочной смертью умер Соном-Рабдан. Никто не знал ее причины, но ни один человек не сомневался, по чьему наущению его умертвили.

Правда, некоторые заколебались, когда увидели скорбящего Галдана, склоненного над телом юноши. Людям было не под силу разобраться в этой запутанной истории; поникшие, потерянные расходились они с похорон, стараясь не смотреть в глаза друг другу.

Цэван-Рабдан не смог догнать Дархана-хасиху. Через месяц он вернулся — разбитый, измученный; увидел рухнувшее свое счастье, рыдающую мать, свежую могилу брата, увидел и навеки отрекся от вероломного дяди. Кровь стучала у него в висках: «Я ненавижу тебя как самого лютого и заклятого врага!» Боевой путь двух соратников, проложенный стремя в стремя, отныне разошелся. Цэван-Рабдан, прервав все связи с Галданом, с двумя тысячами аратов откочевал далеко от этих мест. Между сородичами легла пропасть, отрезав пути назад.

Это произошло, когда Галдан-Бошохтуу был в зените славы и окончательно упрочил свою власть. Ему уже никто не мог противостоять в бурном мире, раздираемом темными страстями. Его захватило всесильное пламя и повлекло за собой, обжигая душу, — это было чувство собственного могущества. Оказавшись в бешеной стремнине, на самом гребне высокой волны, Галдан уже мчался по течению и не мог повернуть назад.

За минувшее десятилетие Халха, состоявшая из семи хушунов, разделилась на два крыла. Галдан решил сыграть на распрях ее правителей и присоединить Халху к Джунгарии, вырвав Северную Монголию из-под влияния Сюань Е. В то время положение императора было незавидным: многолетняя борьба с У Сань-гуем расшатала его царствование. Момент был как раз подходящий: император, по сути, остался без войска — когда, как не сейчас, осуществить задуманное… Надо только найти подходящий повод для внезапного удара. Нельзя действовать опрометчиво — иначе накличешь беду и вызовешь злорадство врагов. Главное — не спешить и все хорошенько обдумать.

Галдан нашел такую лазейку.

Ставший китайским императором в 1661 году маньчжурец Сюань Е быстро распространил свое влияние на тибетского Далай-ламу. У него были далеко идущие планы: с помощью ламы прибрать к рукам Халху. Халха — сердце Монголии, на которую давно зарилась Цинская империя. Но ламы, во главе с Зая-Пандитой, выступили против Сюань Е, к тому же Джунгария не имела никаких политических отношений с Китаем. Тем не менее император полагал, что скоро осуществит заветную цель, но тут вспыхнули волнения в Халхе. Сюань Е боялся объединения северных монголов с ойротами и опасался усиления Галдана-Бошохтуу, поэтому в 1686 году Пекин попросил Далай-ламу созвать курултай, чтобы покончить с междоусобицами в двух крылах Халхи.

Двадцать второго числа восьмого месяца того же года в урочище Курен-Белсер, где собрались шестьдесят нойонов, зайсанов и тайшей, посол Далай-ламы, Галдан-ширету, зачитал указ Сюань Е. Знатные люди Халхи тут же помирились. Два хана Северной Монголии — Дзасакты и Тушету — обнялись и поклялись в вечной дружбе. Казалось, позади остались распри и ссоры — наступили мир и благоденствие. Но неожиданно на курултае разразился скандал. Верховный лама Халхи Джебдзун-кутухта, брат Тушету-хана, нашел повод, придрался к Галдан-ширету и стал угрожать ему.

Этот неслыханный поступок, подрывавший престиж Далай-ламы, возмутил Галдана-Бошохтуу, он направил Сюань Е послание, требуя призвать к порядку ламу Халхи:

«Ваши министры сказывали мне, что Ваше величество глубоко почитает тибетских лам. Поэтому, когда мы стали свидетелями неуважительного отношения к послу Далай-ламы — оплота нашей веры, — нам стало не по себе. Нельзя пятнать наши законы и обычаи. Мы надеемся, что вы лично разберетесь в случившемся и примете достойное решение».

Но Галдан не остановился на этом. Второе послание было направлено Джебдзуну-кутухте, оно было написано совсем в другом тоне:

«Видно, ты совсем забылся, если позволил себе поносить на курултае посла святого Далай-ламы. Галдан-ширету — божий человек, которому уготовано место в усыпальнице Дзон-Каба. Он выступал от имени самого Далай-ламы. Где же твоя совесть? Самое лучшее, что ты можешь сделать, — это приехать ко мне и заплатить за свой проступок».

Но оба письма остались без ответа. Тогда летом следующего года Галдан провел курултай на земле Тушету-хана, в правом крыле Халхи. Курултай упразднил власть Тушету и назначил единоличным правителем всей Халхи Дзасакты-хана. Но этого Галдану показалось мало: собрав тридцатитысячное войско, он, объединившись с Дзасакты-ханом, вероломно напал на Тушету. А тем временем, Джебдзун-кутухта укрылся в Китае. Галдан написал в Пекин о его выдаче, но снова не получил ответа. Правительство Сюань Е уже полным ходом готовилось к войне. Императора не на шутку забеспокоила напористость Галдана, так быстро обломавшего правителей Халхи. Сюань Е вовсе не хотел своим невмешательством способствовать его растущей славе, не хотел объединения монголов и ойротов в могущественное государство. Такой оборот дела грозил Цинской империи разорением и упадком.

Срочным порядком соединенные войска китайцев и маньчжурцев достигли озера Халхин-Гол. Запасшись оружием и продовольствием, китайские полководцы ждали открытия военных действий.

Река Уяхун катила свои воды в низине, на ее глади отражался отсвет блеклого вечернего неба.

Галдан спустился к берегу, наклонился, сунул руку в воду. В одном из шатров, раскинувшихся поблизости, послышался задушевный хур {52} 52 Хур — музыкальный инструмент монголов. . Печальная мелодия двух струн брала за сердце протяжным мотивом. Казалось, это мать плачет по единственному сыну. Настоящий музыкант и две жилы заставит петь с неведомой силой, позовет тебя в таинственный и хрупкий мир чувств. Это была песня, способная всколыхнуть все святое в сердце: напомнить родную землю, колыбельную матери…