Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях - 2

– Да нет, – Варвара снова растерялась, но врать не посмела. – Это мое. Личное.

– Варвара Михайловна! – Емельянов снова встал. – От имени директоров Товарищества прошу Вас отложить, отменить или перенести все личные дела, и не далее, как через неделю назначить общее собрание пайщиков и администрации. Дела не терпят отлагательств.

– Ну, хорошо, – сдалась под таким напором Варвара. – А Вы? Вы не согласились бы представлять мои интересы как управляющий?

– Это невозможно! – опешил Емельянов. – Вы же понимаете, что у меня есть свои интересы в компании, и они, как это не грустно, но иногда могут расходиться с Вашими, дорогая, милая Варвара Михайловна! На этом месте должен быть человек сторонний, на жаловании или представляющий Ваши интересы по степени родства. Вы уж избавьте меня от такой ноши, никак нельзя.

– Ну, простите, простите, голубчик. Назначьте день сами, я согласна. Я поняла про выбор претендента.

– Пусть это будет будущая суббота. Я оповещу, все съедутся.

– Хорошо, голубчик, пусть будет суббота.

***

Утро в доме Горбатовых было вовсе не добрым, а скорее – предгрозовым. И погода за окнами вторила утреннему затишью – если больше месяца стояла жаркая, солнечная погода, то сегодня небо заволокло клокастыми тучами и все ожидало дождя. Племянники воротились в дом только под утро, этого скрыть от Удальцовой никто из слуг не посмел, когда молодежь не явилась к завтраку. А чуть позже доставили прессу.

Сергей забылся тревожным сном, но спал плохо, вскочил около полудня, и тут же бросился в комнаты сестры. Испуганная горничная не пускала его, утверждая, что пробовала будить барышню, но безрезультатно, хотя приходили от самой барыни уже трижды. Сергей отодвинул ее с пути и бесцеремонно вошел в спальню Татьяны. Та, вольно раскинувшись на широкой кровати, спала глубоким сном на смятых простынях, чуть похрапывая. Брат, не в пример горничной, сейчас больше опасался гнева теткиного, чем Таниного, и, взяв с туалетного столика кувшин для умывания, не раздумывая вылил его на лицо и подушку сестры. Она вскочила.

– Ты что творишь, братец! – гневно воскликнула она спросонья.

– Это я творю? – Сергей выдвинул стул и сел нога-на-ногу, лицом к постели. – Это ты творишь! Ты хоть что-нибудь помнишь из прошедшей ночи?

– Ночи? – непонимающе спросила Таня, начиная подозревать, что братец не шутит таким глупым образом, а что-то действительно неладно. – Вечер помню, а ночью… Ночью же мы спим! Спали…

– Спали? – Сергей театрально захохотал. – Ха-ха-ха! Да я гонялся за тобой по всему городу до рассвета!

– Твои фантазии мне сейчас не ко времени! – снова разозлилась Таня, все-таки подозревая розыгрыш. – Ты испортил мне всю постель! Я спать хочу, пойди прочь!

И она, проверив сухость собственного одеяла, стащила его и, волоча по полу, побрела к дивану, стоявшему у стены.

– А ну-ка сядь! – пригрозил ей брат, и Таня затихла на диване. – Ужин помнишь? – та кивнула. – Как коньяк пила помнишь? А как выходили оттуда? Как ехали домой? Ну, так слушай, сестренка!

Рассказ получился не быстрым. Выходило, что Таня многого не помнила. А, по словам Сергея, дело было так. Прогнав с ее законного места ресторанную певичку, Таня объявила во всеуслышание, что будет петь сама. Публика зааплодировала. Таня села за фортепьяно, и аккомпанируя себе, спела три романса. Публика была в восторге, потому что пела она, действительно, недурно. Но, распаленная, то ли всеобщим вниманием, то ли парами крепкого алкоголя, Таня на этом не остановилась. Она встала, кивнула местному таперу, и, шепнув ему что-то, когда он подошел, приподняла подол платья, как ее на каникулах учил брат, и приготовилась исполнять что-то, видимо, с танцем. Сергей побледнел, потому что понял – что именно.

Он поспешил к месту действия, желая вовремя перехватить и увести сестру, но вокруг импровизированной эстрады уже собралось небольшое общество поклонников новой дивы, желая рассмотреть ее ближе. Они подбадривали Таню колкими репликами и возгласами, а Сергея остановили.

– Погодите, сударь, всем любопытно, но не надо же быть таким назойливым. Постойте здесь!

Двое придерживали его за плечи, не лезть же было с ними в рукопашную, самому создавая скандал, от которого он всеми силами и пытался оградить их с сестрой. Таня начала исполнение. Дамы легкого поведения, присутствующие в зале, встретили первые такты песенки приветственными криками и свистом, потому что это был знакомый им репертуар. Когда ближе к завершению, Таня попыталась изобразить в узком платье, что-то напоминающее канкан, то стоящие ближе всего мужчины приветственно захлопали и, переглянувшись между собой, подхватили Таню и поставили на крышку рояля. Сергей готов был провалиться на месте.

– Ах, какой шурум-бурум, как неудобно получилось, молодой человек, – услышал он шепот над своим ухом, это давешний бородач-азербайджанец сокрушенно качал головой, глядя на непотребство, творящееся у них на глазах. – В этом есть и моя вина, нельзя было давать пить совсем юной девушке. Эх! Не умею я с барышнями, у самого-то только сыновья, с ними все по-другому. Давайте вместе выпутываться, сударь.

– Как? – так же шепотом отвечал ему Сергей. – Ее теперь не уведешь, пока сама не захочет! Уж я-то ее характер знаю.

Как только туфли Тани вновь коснулись пола, бородатый господин ринулся к ней. Был он чем-то похож на пиратов, как их рисуют на детских картинках для вырезания, и его-то остановить никто и не подумал. Целуя руку певице и, не умолкая, говоря ей кучу комплиментов, Гаджимханову удалось вновь отвести ее к своему столу.

– Остыньте, царица! Все эти танцы-шманцы отнимают столько сил! Вы поразили всех, выпейте воды. Или заказать лимонаду? Вы так горячи, что никакие горячительные напитки Вам не нужны вовсе! Официант! Мороженого барышне! – и уже снова на ухо Сергею, усевшемуся рядом: – При первом же удобном случае увозите ее, сударь. Клянусь, я не успел назвать вашу фамилию никому за столом. Простите меня за головотяпство и за такие последствия. Ах, я, пустой бочонок!

Но «случай» все не подворачивался. Возбужденная успехом Татьяна принимала восхваления и восторги, а один кавалер, держа ее за руку, и вовсе уж не держа дистанции, норовил под предлогом того, чтобы шепнуть ей что-то на ушко, еще и пощекотать ее кожу своими усищами.

– Танюша, нам пора, – осторожно напомнил ей Сергей, опасаясь, что и за столом может произойти нечто неприличное, подобное давешнему, потому что сестра не отстранялась от докучливого ухажера, а лишь разражалась громкими всплесками смеха. Ее репутация висела на волоске.

– Тебе пора, ты и ступай! – вдруг с неожиданной злостью бросила ему сестра. – Как вы все мне осточертели! Езжай, куда хочешь. А я – вот с ним поеду, – и она ткнула пальцем в грудь держащего ее за руку соседа, который, видимо, и сам не ожидал такого поворота.