Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях - 2

Обедать никто из участников происшествия так и не смог. Полетаева зазвал к себе вызванный монахами батюшка, расспрашивал, успокаивал. Предлагал доктора, Андрей Григорьевич отказался, батюшка обработал ему ссадины самостоятельно и оставил до вечера у себя, пока все не прояснится, а сам ушел куда-то. Вернулся, спустя примерно час, и сетовал, что отселить Андрея Григорьевича никак не получается. Все комнаты для гостей заняты, обжиты, свободных нет, и не предвидится. Местные распорядители хоть и старались селить отдельно мужчин и женщин, да вот так сложилось, что в «мужском» домике от ветхости осталась только одна пригодная к жилью половина, там квартирует знакомый Полетаеву по огородным работам земский ветеринар. Полетаев был согласен жить в любой полуразвалюхе, ничего, лето ведь – вон Демьянов в такой хибаре ночует, что та даже снаружи кажется покосившейся. Но оказалось, что это невозможно, так как непригодную для жилья часть того дома монахи уже приспособили под хозяйственное хранилище, и вынести все оттуда было делом нереальным. Полетаев вздохнул.

Отселить саму вдову, поменяв ее на кого-либо другого, тоже оказалось сложно. Из старух добровольно никто не желал покидать насиженного места, а женщин моложе селить с мужчиной не желали сами монахи. Полетаев уж был не рад всей этой суматохе вокруг него, и спросил, наконец: «А как там она сама-то?». Оказалось, что плоха, выплеск гнева забрал у нее много сил и к ней пригласили-таки врача, опасаясь не только за ее рассудок, но и за саму жизнь. Она была в забытьи и в память не приходила. Тогда Андрей Григорьевич попросил разрешения вернуться к себе, ведь случая столкнуться с ней вновь в ближайшем будущем не предвиделось, а там, может, что и образуется. Это решение принесло облегчение всем, хоть временное. По дороге его ожидал Демьянов.

– Ну, ты как, брат? – спросил он, протягивая Андрею Григорьевичу трость, видимо взятую им из домика на свой страх и риск.

– Да твоими молитвами, – попытался улыбнуться Полетаев, приятно удивленный такой заботой. – Благодарю, очень кстати.

– Ты сильно-то не серчай на нее, – начал было Рафаэль Николаевич. – У нее, говорят, двое взрослых детей было, сын и дочь. А сейчас никого не осталось. И вроде бы оба ушли как-то трагически, я не особо знаю эту историю, так, с чужих слов.

– О, Господи! Бедная женщина! Да я и не злюсь вовсе. Я только не ожидал. Опешил, – Полетаев посмотрел на небо. – Сейчас дождь польет. Эх, а так бы посидели на той скамейке, домой не хочу.

– А, пойдем, брат, ко мне? Пересидишь. Поболтаем.

Так Андрей Григорьевич впервые оказался в чужом жилище этого странного сообщества. Кроме своей комнатушки он ничего доселе не видел, и считал, что аскетическое ее убранство есть принадлежность всей этой общины, ее образа жизни и назначения. Думал, что отсутствие излишеств оправдано, а недостаток привычных удобств соответствует цели пребывания – думать о душе. Но, увидев, жилище бывшего судейского, понял, что грех гордыни им еще не изжит, а то, что он мужественно принимал за лишения, есть всего лишь необходимый и достаточный набор, приспособленный для жизни. У Демьянова в комнате стоял запах сырой плесени, стола не было вовсе, а из мебели – деревянная лавка, сундук, покрытый лоскутным одеялом и табурет, на который хозяин усадил гостя. Все.

– А где же ты спишь? – недоуменно спросил Полетаев.

– Давай не будем обсуждать мое хозяйство, прошу тебя, брат. Кокетничать не желаю, а при любом объяснении выйдет криво. Самоуничижение – та же гордыня, только в другую сторону. Не вынуждай. Не от того все, да объяснять долго. Времени просто жалко на ерунду.

– Да, нет, ты не подумай, я не сужу, – стушевался гость. – Просто любопытно – кровати-то нет.

– Ну, коли так… – Демьянов почесал в затылке и сел на лавку. – На сундуке удобнее, если в каком месте капает, его передвинуть легче. Ну, давай о тебе, братец.

Полетаев поднял взгляд и сквозь прорехи в потолке увидел просвечивающие щели. Промолчал. Пола в этой избенке не было вовсе, а была утоптанная земля.

– А что обо мне? – Андрей Григорьевич пристроил трость сбоку, уперся ладонями в колени и вновь улыбнулся. – Вот, братец, пострадал, а за что не ведаю.

***

Лиза сидела дома уже третий день безвылазно. Вчера шел дождь. Да и не в этом было дело. Дело было в том, что как-то так, внезапно обнаружилось, что идти ей вовсе некуда и не к кому. Верней так. Лиза снова побывала у Олениных, и в этот раз все было хорошо, так что после Лиза боялась испортить это воспоминание и больше к ним не шла. Она заметила, что если между ней и Лидой вдруг воцаряется мир, то на другой раз они обязательно повздорят, или произойдет еще что-то нехорошее, и Лизе потом приходится жить с неприятным осадком на сердце, пока все снова не пойдет на лад. Конечно, это не была очередность встреч – плохих и хороших – с математической точностью через раз, но и желания рисковать не было. Пусть остается так, как сейчас.

В тот визит Лиза надела пошитые Кристиной обновки и совершенно слилась с гостями Лиды, а их снова набился полный дом. Даже Хохлов почти не поддевал ее, а он там был. Он становился частым гостем в этом доме, навещая своего приятеля – долговязого Кириевских, который переехал сюда насовсем. Вообще, у Олениных было шумно и весело теперь почти всегда, так как жильцов прибавилось, все вместе обедали раз в день, а по выходным и праздникам гуляли в столовой второго этажа допоздна. Это Хохлов, еще в тот раз, сделал Ольге Ивановне заманчивое предложение и она, подумав, приняла его.

– Что за расточительство, мадам, в самом деле? – спрашивал он Оленину с пристрастием. – Простите, за прямоту, но я же вижу, что семья ваша не располагает средствами даже в необходимом объеме, а уж…

– Простите, молодой человек! – прервала его гордая полковница. – Свои финансовые дела я не обсуждаю даже с детьми, не то что, с посторонним, хоть и очень энергичным, недавним знакомцем.

– Если бы я обижался каждый раз, когда мне дают по носу, я и сотой доли того, что могу, не сделал бы, – засмеялся в ответ Арсений. – Я не только энергичен, но и настойчив, мадам. Итак. Вы не располагаете денежными накоплениями, но владеете этим домом. А в первом этаже у Вас проживает единственный постоялец, да как я успел расспросить, еще и на Вашей милости, то есть забесплатно. Погодите, мадам! – остановил он вновь желающую прервать этот монолог хозяйку. – Я договорю в любом случае. Я не поленился обождать Вас пару часов, пережду и Ваши возражения. Мой интерес в этом деле тоже есть, не сомневайтесь.

– И каков же он? – Оленина сдалась. – Видимо легче будет Вас выслушать, молодой человек. Только сразу огорчу Вас – подобные коммерческие намерения неуместны в моей семье, мы не так воспитаны, это Вы просчитались. Я не нуждаюсь ни в агентах, ни в посредниках! Здесь будут жить только наши гости. Это дом, молодой человек, а не ночлежка…