Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях - 2

– Ну и глупо! – совсем уж нагло перебил женщину Хохлов. – К чему такая излишняя гордость? Сейчас город переполнен гостями, цены на квартиры взлетели неимоверно, взять приличное жилье по разумной цене вовсе не представляется возможным. Вы, с вашей все равно пустующей площадью, могли бы не только упрочить семейное материальное положение, но и помочь таким же, стесненным в средствах, людям. Рабочим, студентам. Сдавайте, не заламывая, по-божески! Причем, мадам, надо ловить момент, и предлагать это именно сейчас, ведь осенью, с окончанием Выставки, все вновь переменится. А так жильцы привыкнут к Вам, а там целый учебный год впереди. Если у вас еще и приличный стол организовать, то я сам приведу сюда хоть полдюжины претендентов. И не смейте записывать меня в капиталисты! – продолжал посмеиваться он. – Ни копейки процентов я с Вас и не собирался брать, приглашайте меня изредка на званые вечера, вот и вся моя корысть.

И вот теперь эти «званые вечера» стали частыми в доме Олениных, как поняла Лиза со слов Лиды. Той в них нравилось все – и споры, и шум, и новые лица, и чтения, и музицирование. В музицировании Лиза сама принимала участие, а что за чтения так и не уловила, при ней не читали ничего, а Лида объясняла сбивчиво. Лиза поняла только, что это не роман, и не с продолжением. А, как будто какие-то статьи. Каждый раз – новые. «Из газет, Лида?» – попыталась уточнить она у подруги, но та замялась, как, если бы проговорилась в чем-то, и нехотя ответила, переводя разговор на другую тему: «Из брошюрок, или просто с листочков, да это неважно, Лизонька. Как тебе наши новые жильцы?»

Жильцы были все молодые и веселые, и хоть с отсрочками и перебоями, но за постой и стол платили. А Петр и Алексей, чтобы не бездельничать все лето, устроились на полставки санитарами в одну из городских больниц. Разговор перешел на то, что теперь денег в доме появилось столько, что, наконец, наняли постоянную кухарку. «Ты ж знаешь, – самокритично подшучивала над собой Лида, – готовить ни я, ни маменька особо не умеем».

При Лизе никаких брошюр не доставали, а если кто-то в разговоре пытался вернуться к незаконченным спорам или прошлому обсуждению, то на того смотрели «страшными» глазами, указывая на Лизу или Лидину мать, которая тоже часто посиживала с молодежью. Из этих обрывков Лиза уловила что-то про «свободу, освобождение и равенство».

В выходные Лида и Петр попросили запряжку с Серко, и Кузьма повез их по губернским селам. Лиза с Алексеем договорились на другую неделю. Дни тянулись, зарядили дожди. Лиза скучала и иногда почти с ужасом думала, что вот так и будет идти теперь вся ее жизнь – дом, окошко во двор или окошко в переулок, уроки в большом доме да редкие поездки «по делам». Она умрет с тоски!

Борцов на ее записку не ответил, сам не появлялся, и Лиза, измучившись от стыда и досады, написала вторую. То она думала, что он презрительно отнесся к ее навязчивости. Потом ее кидало в краску от того, что она осмелилась писать взрослому человеку, а он, конечно, даже не воспринял ее записку всерьез. Она долго сочиняла, что бы написать такого бодрого и беспечного, чтобы он и думать не смел, что она ждала его. Но, что бы ни придумывалось, все выходило с обидой. «Вы не ответили мне, да и надобность прошла…» Не то, не то. «Лев Александрович, простите, что хотела оторвать Вас от дел. Понимаю Вашу занятость и не сержусь. Никакой срочности нет, я просто рада видеть Вас, как выдастся случай. Лиза Полетаева» Уф! Теперь можно хоть сколько-то успокоиться и не думать об этом. Или не так? Надо было написать по-другому? Но записку снова уже унесли. Не вернешь. Да что же это такое! Не посылать же третью!

Лиза взяла ключи от большого дома, вышла во двор и спросила у дворника садовые ножницы. Он принес. Лиза отперла залу, а потом двери в сад. Надо было хоть чем-то себя занять, и она стала обстригать ветки, чтобы можно было пройти по дорожкам к забору и обратно, а то они лезли прямо в глаза или цепляли платье. Благо, сегодня дождя не было.

***

Возвращаясь во флигель, Лиза увидела, что дворник громко препирается с кем-то у входа. Приглядевшись, она поняла, что в ворота настойчиво рвутся двое парней, одетых пестро и странно. Может это были коробейники, которых отец строго-настрого запрещал пускать даже во двор. А может, бродячие фокусники. Все равно – народ подозрительный и возле дома лишний. Пару они представляли, во всяком случае, издалека глядя, комичную – один был миниатюрного сложения, худой и невысокий, а другой атлетической наружности, крупный. Большой. Лиза пожалела, что няни нет дома, та ушла за покупками уже часа два назад. Егоровна умела избавляться от подобной публики парой фраз, а теперь Лизе самой придется вмешиваться, ведь она сейчас единственный представитель хозяев, а сделать вид, что она не заметила происходящего уже не получится. Неудобно перед дворником. А шумное событие явно перерастало в конфликт.

Лиза глубоко вдохнула и направилась к воротам. «В конце концов, пригрожу околоточным. Главное говорить твердо, спокойно и уверенно. Чтобы послушали!» – настраивала она себя на сражение. Солнце светило в спину непрошенным гостям, и разглядеть их вид и точный возраст она пока не могла.

– Лизавета! Ну, наконец-то! Скажи ему! – крикнул вдруг тот, кто был выше ростом, и Лиза замерла, как вкопанная на месте – так ее называл один единственный человек на свете.

– Митя, – растеряно произнесла она шепотом, а после, осознав до конца, что вот он стоит перед ней живой и невредимый, бросилась к решетке ограды. – Митя! Ты нашелся? О, господи! – и уже со слезами на лице велела дворнику: – Да открывай же! Отопри быстрей. Это – Митя!

– Сию минутку, барышня! – засуетился дворник. – Ах ты, батюшки! Знакомый Ваш? А я думал – охальники какие лезут. Сейчас, сейчас!

Шагнув во двор, Дмитрий распахнул свои ручищи, и Лиза повисла у него на шее.

– Ну, не плачь, не плачь, сестренка моя нареченная! – улыбался Митя широко и довольно. – И что значит «нашелся»? Дмитрий Кузяев никогда себя не терял! Я вернулся. Вернулся! Егоровна, давай чаю нам! – крикнул он флигелю. – Знакомься, Лизавета, друг мой – Николай Рихтер. Рекомендую. Приютите до вечера? Никого из моих в городе нету. Разъехались. Лето! Сунулись было на прежнюю квартирку, да там меня давно уж в утиль списали, все чужие какие-то живут. Давай, веди меня к Андрей-Григоричу, побираться у него буду, поиздержался вдрызг! Пусть Кузьма меня отвезет в Луговое. Вот, Николая с собой притащил. У него тут родственники, так что от вас мы прямиком к ним. Посажу его вечером на питерский поезд и – домой! Я, Лизавета, ему многим обязан.

– Здравствуйте, милая Елизавета Андреевна, много о Вас наслышан, – Николай поклонился и в поклоне легко пожал Лизе протянутую руку. – Простите моего шумного друга. Да Вы, наверно, пуще меня, его знаете. Простите за вторжение, но других столь близких знакомых у него в городе не оказалось. Я предлагал ему денег на извозчика, как сам получу, да он все к вам в дом рвался, они, говорит, как родные, так отвезут. Мы только час, как с Одесского поезда.