Эдвард Резерфорд - Королевский лес. Роман об Англии [litres]

Он начал с юго-западной части Англии. Под его знамена стеклись мелкие фермеры, протестанты из портов и торговых городов – несколько тысяч душ. Однако местное джентри, люди влиятельные, предусмотрительно воздержались. И поступили мудро, так как накануне королевские войска разбили мятежников в битве при Седжмуре. Все бросились наутек или попрятались.

Фигуры на фоне пейзажа. Туманное утро. Монмут бежал. Теперь с ним было всего два спутника. Он должен был найти порт, чтобы бежать из страны, – порт, в котором его не предадут.

– Нам лучше податься в Лимингтон, – решил он.

Тем июльским утром в ту же сторону направлялись и другие беженцы.

– Но разве он не воплощение всего, что вы учили меня любить? – Бетти посмотрела на мать в искреннем недоумении и добавила: – Вы вряд ли можете быть против его семьи, так как он Альбион.

Алиса вздохнула. С юго-запада пока не было новостей. Побеждал ли Монмут? Вся эта заваруха повергла ее в страх, а теперь еще дочь упорно тревожит ее своим поклонником. Алисе хотелось, чтобы сей молодой человек исчез – всего на месяц-другой.

Питер Альбион был гордостью семьи. Если его дед Фрэнсис заслужил упреки со стороны собственного деда Алисы, то сын Фрэнсиса добился большего. Он стал врачом и женился на дочери богатого торговца тканями. Молодой Питер занимался правом и к двадцати восьми годам при содействии многочисленных родительских друзей уже был прочно на подъеме. Он был красив, с традиционными для Альбионов светлыми волосами и голубыми глазами; трудолюбив, умен, вдумчив, честолюбив. С ним познакомилась Трифена, она пригласила его в дом, и она же подвела итог: «Он похож на Альбионов, но по сути такой же, как отец».

Алиса подумала, что, может быть, как раз этим он так приглянулся Бетти. Он подпадал под описание отца, которого она никогда не видела.

К несчастью, именно поэтому Алисе хотелось отвадить его.

– Я старею, – сказала она Трифене. – Я повидала слишком много бед.

Бед в Англии, горя дома. Алиса не сомневалась в правоте дела, за которое боролся ее муж, и была совершенно уверена в своей правоте, помогая диссентерам. Но стоило ли оно того – борьбы, страданий? Наверное, нет. Покой был важнее, казалось ей, чем любое мелкое попущение, завоеванное за жизнь. И покоя ей хотелось сейчас ради собственной старости и прежде всего ради дочери.

Обрести его было не так-то легко. Пару лет назад, во время дурацкого заговора с намерением убить короля и его брата, мужа Трифены арестовали и несколько дней допрашивали. Почему? Не из-за какой-то, пусть даже малейшей, причастности к заговору, а из-за связей и друзей его родни. Однажды попав под подозрение, ты останешься под ним навсегда. Это было неизбежно.

Но молодая Бетти могла воспринимать вещи иначе. Младшая дочь Алисы, лишившаяся отца, не знала тех радостей детства, что были ведомы ей, но остальное должно было стать лучше: жизнь в мире и покое – та, на которую Алиса всегда рассчитывала в своем доме в дружественном Нью-Форесте.

В тот самый день, когда пришли известия о прибытии Монмута в Юго-Западную Англию, Питер Альбион явился в дом Трифены засвидетельствовать почтение своей родственнице Алисе и ее дочери. Он был приятен в общении, чрезвычайно учтив, но исключительно откровенен.

– Англичане не потерпят короля-католика, – уверенно заявил он. – И не должны, на мой взгляд. – Он поклонился Алисе, словно ждал, не скрывая, ее одобрения этих взглядов. – Будем надеяться, что Монмут победит. – Он улыбнулся. – В том лагере у меня есть друзья, кузина Алиса. Я жду известий об успехе в любую минуту. После этого, смею уверить вас, мы увидим, как короля Якова выставят вон.

Пока он говорил, она холодела. Перед ней вновь стоял ее муж Джон Лайл.

– Не произносите таких вещей! – вскричала она. – Это опасно!

– Не буду, клянусь вам, кузина Алиса, – кротко ответил он. – Только в обществе вроде этого.

«В обществе вроде этого». Формулировка повергла ее в ужас. Можно уже и Бетти считать заговорщицей? Намерен ли Питер Альбион втянуть ее в это дело?

– Оставьте нас, сэр, – взмолилась она, – и больше не говорите об этом.

Но он тем не менее снова встретился с Бетти через несколько дней. И хотя Алисе это не понравилось, ей было трудно отказать в доме родственнику. Тот мудро помалкивал об опасных материях, но вред, как она считала, уже был нанесен. Она умоляла дочь не общаться с ним впредь, но тщетно. Это было непросто: Бетти исполнилось двадцать четыре. И Алиса могла в тот же день увезти ее обратно в безопасный Форест, если бы утром не получила письма от Джона Хэнкока.

Заклинаю Вас, не возвращайтесь в Альбион-Хаус. В Лимингтоне восстание. К Вам уже послали за поддержкой. Ради Бога, оставайтесь в Лондоне и молчите.

Она поспешно разорвала письмо и бросила в огонь.

Молчать. Будет ли молчать молодой Питер Альбион? А Бетти? Она в отчаянии посмотрела на дочь.

– Дорогое дитя, – начала она мягко, – если ты не будешь осторожна, на нас скоро откроют охоту. – При мысли об этом она качнула головой. – Как на оленей в Нью-Форесте.

Стивен Прайд медленно шел мимо пруда в Оукли. Ему было семьдесят пять, но он явно того не чувствовал. Высокий и стройный, он знай себе шагал, как делал всю свою долгую жизнь, – быть может, чуть медленнее, немного скованнее. Здравомыслие подсказывало ему, что он не протянет долго, но чем бы ни приготовился сразить его Бог, он этого не ощущал. «Я знавал людей, доживших до восьмидесяти, – замечал он довольно. – Авось и у меня получится».

Наблюдать за прудом у хуторского луга было одной из маленьких радостей в его долгой жизни. Тот изменялся всегда одинаково, год за годом, из сезона в сезон. Зимой он часто замерзал. Два года назад, в самую лютую зиму на памяти Прайда, пруд оставался скованным с ноября до апреля. Затем с приходом весенних дождей и майского тепла вся поверхность пруда покрылась белыми цветками, как будто расцвела сама вода.

Чудо пруда заключалось в том, как он наполнялся. Его не питала ни речка, ни даже тоненький ручеек. Но когда на соседнюю пустошь проливались дожди, вода каким-то образом, словно по волшебству, незримо, едва заметными струйками собиралась возле деревни в змейку, которая бежала через луг и низвергалась в небольшую впадину.

Однако к лету пруд начинал высыхать. Разогретая пустошь впитывала все, что лилось с небес. Водяная змейка исчезала. День за днем животные, поедавшие сочную траву по краю пруда, продвигались чуть дальше. К середине лета, когда наступал месяц запрета на выпас скота в лесу, пруд уменьшался вдвое, если сравнить с весной. К августу он зачастую практически пересыхал. Сейчас Прайд смотрел на двух коров и пони, которые паслись в зеленой впадине у трех-четырех больших луж, сохранившихся в центре.