Эдвард Резерфорд - Королевский лес. Роман об Англии [litres]

Стивен Прайд испытывал облегчение. С утра он побывал в Альбион-Хаусе и как раз шел назад. Новости вполне оправдали его надежды: дама Алиса все еще находилась в Лондоне и никто не знал, когда она вернется. Это хорошо. Он знал и любил даму Алису всю ее жизнь, а потому не хотел ее возвращения при такой обстановке в Лимингтоне.

Благодаря жене и ее родне обычно Прайду было известно о событиях в Лимингтоне больше, чем основной части жителей Оукли, однако в последние годы все почуяли, к чему катится дело. Если уж маленький портовый город бурлил, то это происходило чуть ли не в каждом английском городе.

В графстве могли быть люди, еще томившиеся по католической вере, но за столетие, прошедшее с времен Армады, их ряды весьма поредели. А что касается горожан, то все они были против. Лимингтонские купцы и мелкие торговцы не любили Карла I и не верили Карлу II. Несколько лет назад, когда парламент был особенно встревожен возрождением католичества в ходе наследования престола, мошенник по имени Титус Оутс выдумал католический заговор, направленный на свержение Карла и его замену Яковом. Иезуиты захватят страну, честных протестантов перебьют. Все это было вымыслом от начала до конца, посредством которого Оутс стремился разбогатеть и прославиться. Но англичане так боялись католичества, что поверили. Не проходило и недели без новой байки от Оутса. По всей стране людям стало мерещиться, будто иезуиты подглядывают из окон и прячутся за углами. И развивающийся портовый Лимингтон не был исключением. Полгорода высматривало иезуитов. Мэр и его совет были готовы раздать горожанам оружие.

Поэтому, когда Монмут поднял знамя борьбы за протестантское дело, Лимингтон не раздумывал. К исходу дня у мэра было несколько десятков вооруженных мужчин. Большинство местных купцов и джентльменов встали на его сторону. Прайд видел собственными глазами, как человек пять представителей местной знати проехали мимо Оукли в Альбион-Хаус, желая заручиться поддержкой Алисы. Расторопного верхового уже послали с депешей к Монмуту, чтобы заверить: «Лимингтон с вами». Накануне по улицам маршировали с трубами и барабанами, после чего в доме одного купца всех поили элем и пуншем. Это смахивало на карнавал.

А крестьянин Стивен Прайд, как и адвокат Джон Хэнкок, следил за происходящим настороженно. «Пусть городские бушуют, – сказал он сыну Джиму. – Но мы-то в Нью-Форесте должны быть умнее. Что бы ни случилось с Монмутом, у меня останутся мои коровы, а ты так и будешь помощником лесничего. Я только Бога благодарю, – добавил он, – что дамы Алисы здесь нет. Ее втянули бы в это, хочет она того или нет».

Таким образом, он обоснованно пребывал в приподнятом настроении, когда заметил в ста ярдах за прудом группу людей, обступивших спорщиков, и направился к ним.

Обоих мальчишек Фурзи не часто видели вместе. Теперь-то они были средних лет, и после смерти Габриэля Фурзи несколько лет назад его дом достался Джорджу Фурзи, но для Стивена Прайда они по-прежнему были мальчишками Фурзи. Бог свидетель, оба – вылитый старый Габриэль. Джордж чуть крупнее, но в талии обоих разнесло одинаково. И оба, как втайне считал Стивен, были такими же упрямыми, как отец.

Уильям Фурзи никогда не выделялся в Рингвуде: работал на фермера, присматривал за скотом. Прайду всегда казалось, что это слишком далеко, чтобы податься туда без особой нужды, но он и вообще не сильно одобрял всех, кто покидал Нью-Форест. Очевидно, Уильяму зачем-то понадобился Джордж Фурзи, и теперь они стояли рядом, словно пара разъяренных петухов. Причиной их гнева, как обнаружил Стивен, был его собственный сын.

– Нет у тебя такого права! – протестовал Джордж Фурзи. – Я по-любому не собираюсь этого делать! – Он посмотрел на брата, который был так переполнен ненавистью к Джиму Прайду, что не мог говорить. – Так-то вот!

Проблема, которой Джим Прайд поделился с отцом всего неделю назад, была предсказуема. «Джордж Фурзи не умеет держать рот на замке».

Фурзи так и не смирились с отсутствием права пользоваться лесом для хозяйственных нужд. До сего дня они отказывались при встрече даже приветствовать Алису Лайл кивком и называли ее воровкой, но одно обстоятельство было для них невыносимо: то, что годом раньше Джима Прайда перевели с должности помощника лесничего в Болдервуде на такую же в Южном бейливике.

Стивена Прайда очень обрадовал этот перевод. Болдервуд находился почти в девяти милях от Оукли, а теперь он мог чуть ли не ежедневно видеться с сыном и внуками.

Однако для Джорджа Фурзи присутствие Джима означало нечто совершенно другое, так как помощник лесничего отвечал за соблюдение общих прав, включая право на лес. «Я не подчиняюсь Джиму Прайду», – заявил он домашним. Он не собирался позволить Прайдам оставить себя в дураках. И принялся усиленно рубить в Форесте дрова с единственной целью – доказать, что не отступится.

Но даже после этого дело еще могло не дойти до критической точки. Джим Прайд не пробыл бы помощником лесничего пятнадцать лет, не приобрети он известную мудрость. Если бы Фурзи тишком брал чуток из подлеска, когда ему было нужно, Джим закрыл бы на это глаза. Однако на такое Джордж Фурзи, разумеется, не был способен.

Два дня назад, засев на небольшом постоялом дворе в Брокенхерсте, он во всеуслышание объявил: «Мне дела нет до Джима Прайда. Если мне нужно дерево, я беру его». Затем, победоносно оглядевшись, добавил: «И на кадушки возьму!» С этими словами он всем подмигнул. Право на лес распространялось только на тот, что крестьянин пускал на дрова. Бочарная же древесина подлежала продаже для изготовления бочек и оград, и брать ее было запрещено.

Это был глупый и ненужный вызов, который не оставил Джиму Прайду выхода. «Теперь я его прижучу», – сказал он отцу.

И нынешним утром он прибыл в дом Фурзи, где и уведомил того со всей возможной вежливостью:

– Извини, Джордж, но ты берешь лес, на который у тебя нет права. Ты знаешь закон. Тебе придется платить.

Теперь же Джордж и Уильям Фурзи взглянули на старого Стивена, один вид которого, похоже, еще сильнее их разозлил, и после того, как Уильям, помедлив, демонстративно сплюнул на землю, Джордж подытожил криком:

– Я скажу тебе, кто будет платить, Джим Прайд! Платить будешь ты. Ты и эта старая карга Лайл! Вы с этой ведьмой! Вот кто заплатит!

С этими словами оба Фурзи развернулись и потопали к своему дому.

Полковник Томас Пенраддок сидел на лошади и хладнокровно взирал на толпу, которая, что бы ни испытывала в действительности, выказывала признаки торжества. Его кузен из Хейла был рядом.

Позади Пенраддоков стояла Рингвудская церковь с ее широкой и яркой квадратной башней. Перед ними – дом священника с охраной у двери. В доме же лорд Ламли допрашивал герцога Монмута. Атмосфера изрядно накалилась. Рингвуд еще никогда не оказывался в центре английской истории.