Александр Козин - Волжское затмение

— Товарищ Бабич, прошу вас сделать соответствующие выводы, — назидательно произнёс Ленцман, и звонко, как копытцами, постукивая сапогами, вышел к карте, закурил и заговорил степенно и неторопливо.

— Обстановка, товарищи, весьма выгодна для нас. Город окружён, противник заперт в нём, как в мышеловке. Это половина победы. Вторая половина — это наше успешное наступление. Залог его успеха — железная дисциплина. Же-лез-на-я! — Ленцман увлекался, грассировал, изящно помахивал папиросой и, конечно, очень нравился себе. — Так вот. Железной дисциплины на Ярославском фронте я не вижу. Не ви-жу! Полный разброд и анархия! Это, товарищи, архискверно, и с этим я буду бороться беспощадно! — Ленцман густо пыхнул дымом и загасил окурок в пепельнице-жестянке. — Но товарищи командиры правы-таки в двух вещах. Первое. Надо действовать решительно и наступательно. Второе. Возглавить наше наступление и даже выработать сколь-нибудь приемлемый план действий на данный момент некому. И это наша беда. Понимая это, я от имени Чрезвычайного штаба и комитета обратился к Архангельскому окрвоенкому Геккеру. Я просил его по возможности лично прибыть в Ярославль, вникнуть в обстановку и хотя бы дать рекомендации в отношении дальнейших действий, если, конечно, он найдёт на это время. Обстановка на Севере очень сложная. Надо не пропустить десант из Архангельска, если он, сверх ожидания, будет высажен, — карандаш Ленцмана ткнулся остриём в карту выше Ярославля и оставил там грубый тёмный штрих. — Говорю «сверх ожидания» потому, что его не ждут уже и сами перхуровцы. Сил у них мало, боеприпасы кончаются. Настроения упаднические. Преобладают подавленность и негодование, даже штабные втихаря ругают Перхурова за авантюризм и жалеют, что ввязались в это тухлое дело. Это уже разложение, товарищи, — и Ленцман победно оглядел зал.

— Борьбе в тылу противника мы тоже придаём большое значение, — нервно дёрнув щекой, выпалил он. — В захваченном городе осталось много бойцов коммунистического отряда, убеждённых — несдавшихся — милиционеров, чекистов, советских служащих да и просто сочувствующих нашей власти. Многие из них вооружены и пытаются оказать сопротивление мятежникам. Крайне важно объединить этих людей, довооружить и согласовать их выступления с нашими. Товарищ Каморин, как продвигается ваша работа?

— Медленно, товарищ полковой комиссар. Люди эти разрозненны, и сколотить из них боеспособный отряд — дело немалого времени. Но мы стараемся. Ведём агитацию, снабжаем листовками, оружием. Вчера за Которосль переправлено сто винтовок с полным боекомплектом… — отозвался Василий Андреевич.

— Глядите, Каморин, как бы оружие и боеприпасы не оказались у белых. И не больно-то, я смотрю, там у вас желают воевать! — Ленцман горько покачал головой. — Хороша! Эх, хороша же у нас Советская власть, даже защититься не может! Но довольно лирики. Находясь в должности начальника Чрезвычайного штаба предписываю Вам, Каморин, завтра к одиннадцати часам явиться ко мне с предложениями по организации в тылу противника масштабного вооружённого выступления с широким привлечением городских жителей. Без поддержки изнутри, товарищи, — доверительно обвёл Ленцман глазами аудиторию, — нам трудно планировать боевые операции по штурму города. Более того, в сложившихся обстоятельствах это существенно приблизило бы развязку.

— Масштабное…вооружённое выступление? — ошеломлённо вырвалось у Бабича. — Но это… Это же… — и он закашлялся.

Командиры за столом зашептались, загудели.

— Масштабного выступления не будет, — на выдохе проговорил Каморин и замолк.

Ленцман отшатнулся, будто от оплеухи.

— Что..? Как? — ошарашено пробормотал он, сорвал очки, бросил их на стол и близоруко заморгал. — Извольте пояснить, товарищ Каморин. Почему?

За столом прокатился гуд недоумения. Люди пожимали плечами и переглядывались.

— Потому что это невозможно, — сквозь зубы, смиряя вскипающую злость, процедил Каморин. — Вы, товарищ Ленцман, хоть раз были там, за Которослью? Вы знаете, в каком состоянии находятся там люди? Город ежедневно обстреливают, он рушится и горит, сотни погибших каждый день! Разложившиеся трупы на улицах, в подвалах! Голод, тиф, дизентерия! Да эти люди и палку-то простую не поднимут, не то что винтовку или револьвер! — Каморин резко вздохнул, сжал кулаки, будто беря себя в руки, и сел, как упал, на табуретку.

— Та-ак… — скрипуче протянул Ленцман, надевая очки. — Вы, товарищ Каморин, успокойтесь. Итак, вы уверены, в невозможности крупного выступления? Да или нет? Без эмоций?

— Уверен, — еле слышно ответил Каморин.

— Зачем же, в таком случае, мы перебрасываем за Которосль драгоценное оружие, боеприпасы, провиант? Для какой цели? И кому они достанутся? Отвечайте!

— Оружие и провиант пришли по назначению, — отдышавшись, отвечал Каморин. — Получение проконтролировано. Я запросил необходимый минимум для отряда и запас на случай поступления новых бойцов. Мы продолжаем борьбу. И будем продолжать, но поднять на Перхурова город невозможно. Он ещё достаточно силён, и при первой же попытке разобьёт нас вдребезги.

— Кто знает, кто знает… — усмехнулся Ленцман. — Может, и не лишено… — и многозначительно сверкнул очками. Но не успел продолжить. В зал, стуча пыльными сапогами и разнося острый запах конского пота, вошёл красноармеец-вестовой.

— Виноват, товарищи командиры и комиссары. Пакет от товарища Геккера особой важности, — проговорил он усталым голосом. Путь он, видимо, проделал нелёгкий и неблизкий.

— Давайте, — протянул руку Ленцман. — Давайте же, — взял и разорвал пакет. — Вы свободны, товарищ. Спасибо.

Красноармеец повернулся и, печатая шаги, вышел. Ленцман нетерпеливо развернул листок, пробежал глазами и тихо чертыхнулся.

— Скверно, товарищи. Скверно, — обвёл он глазами зал. — Прошу внимания!

И монотонно зачастил.

— «Начальнику Ярославского Чрезвычайного штаба по ликвидации мятежа полковому комиссару товарищу Ленцману. Председателю Ярославского Временного революционного комитета товарищу Бабичу. Служебная записка.

Рассмотрев Вашу просьбу и приняв во внимание Ваши соображения, сообщаю следующее.

Первое. Наличествующие силы Ярославского фронта разрозненны, дезорганизованны, неопытны и слабо дисциплинированны. Требуется огромная работа, чтобы привести их в боеспособное состояние для крупной войсковой операции по штурму Ярославля.

Второе. Опасная обстановка на Архангельском направлении требует моего постоянного присутствия в войсках.

В связи с вышеизложенным я вынужден отказаться от высокой чести возглавить Ярославский фронт. Взять на себя такую ответственность могу лишь по письменному приказу Реввоенсовета республики. Выполняя уже полученный приказ, я направил к северным рубежам Ярославля два полка латышских стрелков и дивизион тяжёлой артиллерии. По мере возможности эти силы будут подкреплены.