Татьяна Назаренко - Минос, царь Крита

Она с трудом пришла в себя и в изнеможении утерла пот со лба. Слова её повергли в ужас всех присутствующих, в толпе промахов раздались яростные призывы убить преступника. Царица сделала над собой усилие, преодолевая накатившее изнеможение, и продолжила страстно:

— Он сын мне! И сердце моё обливается кровью. Но я исторгаю чудовище из сердца своего. И молю ради блага Крита: остановите его!!! Смерть предавшему свой народ в руки чужестранцев! Смерть сброду, осквернявшему святилища!!! Сме-!!!

Голос её неожиданно пресекся. Так прерывается звон арфы, когда под плектром лопается струна. Царица вскрикнула. Я повернулся в сторону матери и увидел, как падает она, будто сраженная стрелой Артемиды.

— Мама!!! — пронзительно крикнул Сарпедон, первый поняв, что произошло. И, сорвавшись с места, кинулся к ней. — Ма-ма!!!

Европа, хрипя, медленно осела на пол. Я успел разглядеть большую змею, торопливо юркнувшую в один из сосудов. Вскочив с трона, бросился к матери. Она была еще жива, но жизнь покидала ее. Я склонился над ней. Европа слабо подняла было руку, но бессильно уронила её, закатила глаза. И задергалась. Изо рта её вывалился почерневший язык.

— Откуда взялась эта змея?! — рыдая, восклицал Сарпедон, прижимая к груди голову матери. — Боги! Боги! Помогите же ей!!!

— От её укуса умирают мгновенно, — обреченно произнесла одна из жриц, Эрета, дочь Айтиоквса.

— Боги карают тех, кто осмелился поднять руку на царя, благословенного мной! — внезапно, как раскат грома в ясном небе, раздался слева от меня трубный мужской голос, так похожий на голос моего отца.

Все в изумлении поворотились на него. Пасифая корчилась, упав на колени, с закатившимися глазами. Бог владел ею, и тело моей жены было подобно кукле, которую приводит в движение невидимая рука. Эта сила заставила её подняться и властно, по-мужски размашисто, вскинуть десницу. Я узнал этот жест и едва устоял на ногах от удивления.

— О, Зевс Лабрис! Отец!!!

Все придворные молчали, пораженные небывалым преображением. Пасифая подошла ко мне, совершенно по-отцовски положила руку на плечо и возгласила трубным голосом:

— Бойтесь гнева моего, гнева царя богов, Зевса Лабриса!!! Не смертным дерзать восставать против избранника моего!!! Смотрите, даже жрицу в её святилище настигает кара за посягательство на царя, чья власть дана богами! Участь смертных — покоряться судьбе без ропота!

Она развернулась к гепетам и жрицам:

— На колени, недостойные псы, посягнувшие на сына моего, любимца богов, исполнителя воли их на земле!

Те повалились с сидений своих, боясь навлечь на себя кару Громовержца. Варвары тоже пали ниц и поползли было ко мне, готовые лизать пыль с ног моих. Но Зевс, вселившийся в Пасифаю, остановил их, велев не шевелиться и не сметь даже отвести глаз. Потом повернулся ко мне:

— Яви усомнившимся силу свою. Вынь змею, убившую мятежницу, и подай мне! Она не причинит тебе вреда!

Ободренный отцом, я решительно исполнил его приказ. Змея угрожающе шипела, но, к моему немалому изумлению, не тронула меня. Зевс взял её и обвил гадиной мою шею.

— Смотрите! Вот знак воли моей! Ибо Бритомартис склонилась передо мной и признала власть мою! Я сказал!

И отец оставил мою жену. Она медленно повалилась к моим ногам. Я кинулся к ней. Пасифая с трудом открыла глаза и, обняв ноги мои, произнесла тихо и отчетливо:

— Да будь благословен ты, скиптродержец, госпожой моей, Бритомартис-Диктиной. Ибо мощная десница твоя направляется Зевсом-Громовержцем, которому она — покорная супруга!

И поцеловала мне колени — из-за большого живота она не могла склониться ниже. Я бережно поднял её и повел к скамье, помог сесть.

— Да будет так, Верховная жрица и возлюбленная царица моя.

Коротко пожав ей руку, не рискуя благодарить на людях большим, повернулся к подданным. Они боялись пошевелиться и в молчании взирали на меня и на змею, все ещё обвивавшую мою шею, как чудовищное ожерелье. Я подошел к телу Европы и велел прикрыть распростертый на полу труп.

Так вот что говорил отец мне в пещере, когда обещал, что кровь матери не будет на руках моих! Он сдержал слово своё, но не поведал мне тогда всей правды. Тем временем, Зевс коснулся разума моего, вкладывая в уста нужные речи.

— Сердце мое обливается черной кровью. Она желала моей смерти. Но я любил и почитал мать свою и скорблю о гибели её. Я не мщу мертвым. Унесите тело матери моей и похороните его с честью, подобающей царице и земной возлюбленной Зевса Лабриса.

Слова боли и ужаса, жившие в груди, не сорвались с губ моих.

Несколько жриц поспешно подошли к Европе, укрыли тело тканью, снятой со скамьи, и, подняв, вынесли труп.

— Боги покарали её — не люди. Сам я никогда не посмел бы поднять руки на родившую меня, — заключил я, простирая ладони к земле, призывая Аида в свидетели. — И пусть покарает меня владыка Эреба, если я солгал и хотя бы мечтал о смерти матери!

Я замолк, давая людям время убедиться в истинности моих слов. Многие напряженно смотрели на меня, ожидая, не покарает ли клятвопреступника грозный Аид. Но я был уверен в искренности своих слов и совершенно спокоен.

Потом подошел к Сарпедону. Тот, бледный и заплаканный, все еще стоял на коленях подле того места, где недавно лежала мать, смотрел снизу вверх. Я почувствовал жалость к этому податливому, как воск, человеку:

— Богам ненавистно убийство родственников. И я прощаю тебя, брат мой, хотя и замыслил ты злое на меня.

— Я… — начал было Сарпедон.

— Веди себя, как подобает мужу царского рода!

Он поднялся и опустился на свое место, совершенно раздавленный, сгорбился, как старик.

Я полоснул взором по гепетам. Дольше, чем на других, задержал взгляд на Вадунаре. Тот ответил мне яростно горящими глазами, в которых я не увидел ничего, кроме исступленной убежденности в своей правоте.

— О, неразумные дети мои, поднявшие руку на своего отца! Ибо царь есть отец подданным!!! Я не буду ждать, когда боги накажут вас за дерзость! Итти-Нергал-балату! Пусть люди твои держат под стражей изменников, доколе мой царский суд не определит судьбы их!

Варвары, не боявшиеся рядом со мной никого и ничего, с готовностью выполнили приказ. Почтения к знатным мужам Крита они не испытывали. Немилосердно толкая гепетов руками и древками копий, выкрикивая лающие команды, они выволокли их прочь из залы советов. Потом Пасифая поднялась и неслышно скрылась в маленькой комнате, примыкавшей к святилищу, занавес упал за ней. Сарпедон так и сидел, не двигаясь. С этими — покончено.