Татьяна Назаренко - Минос, царь Крита

— К чему такие мысли, отец? Ты должен отомстить за пролитую кровь!!!

Мне бы его уверенность в своей правоте и отсутствие раздумий!

— Вот именно, — вздохнул я. — Мне не оставили выбора. До того, как погиб Андрогей, я мог мириться с потерей данников и удерживать в своей власти тех, кого могу удержать. Попытаться миром поладить с Афинами, Нисой, Трезенами и иными… Сейчас выбора нет. Я или сминаю тех, кто дерзнул против меня, и обескровливаю их, или проигрываю войну.

— Вот это слова истинного царя! — воскликнул Главк. — А то я уже начал бояться, что болезнь сломила твой дух!

Я невесело улыбнулся. Все же Главк воин, а не анакт. Его царство не простоит долго. Едва он геройски падет в бою, как оно рассыплется, подобно детской игрушке из необожженной глины. Впрочем, не стоит говорить ему об этом. Сердце его открыто и простодушно, и он счастливее меня.

— И потому сейчас мне нужны союзники. Много союзников, Главк. И сейчас мысли мои о мангусте и змее.

— Мангуста — это, конечно же, Лаодок Анафский, — рассмеялся Главк. — Итти-Нергал не любил его. Я — тоже. Он хитер и труслив. Не знаю, за что ты ему потакаешь?

— Он обладает разумом. Хорошо знает свои силы и свою выгоду. Силы его невелики, но при этом выгоды своей он никогда не упустит. Поэтому мне он удобен.

— Но он же посмел противиться тебе! — возмутился Главк, сжимая кулаки. — Я бы не стал жалеть его и проучил! А то и вовсе прогнал прочь из дворца и посадил того, кто не будет хитрить!

— Не спорю. — согласился я. — Но думаю, мы поладим с ним миром. А вот змея придется смирить силой.

— Змей — это кто?

— Гипотеон с Астипалеи.

Главк удивленно вскинул брови:

— Астипалеец? Мне казалось, его ничто не занимает, кроме попоек, женщин и бычьих игрищ.

— О, да! Знал бы ты, сколько сил я потратил, чтобы сломить его дух, когда понял, что не в силах внушить ему привязанности к себе! — горячо воскликнул я. — Но он оказался хитер не по годам! Я тоже полагал, что старания мои дали нужные плоды. Но едва он стал царем на острове, как показал ядовитые зубы.

— И что ты, отец, собираешься делать с Гипотеоном? — поинтересовался Главк.

— Идти на него войной, сын мой. Нет иного способа смирить Астипалею. Только победить и принудить дать мне корабли.

Главк раздраженно хлопнул ладонью по колену.

— Много ли толку от такого союзника?! — воскликнул он с горячностью. — Не лучше ли убить Гипотеона в бою?

— Если я лишу остров царя, я лишу себя и его воинов. Зато обрету врага близ берегов Крита. Там найдется, кому стать басилевсом.

Я посмотрел на сына и вдруг радостно щелкнул пальцами:

— Послушай, Главк. Вот дело, достойное тебя! Высадись со своими лестригонами на остров. Начни разорять селения. Пусть Гипотеон узнает всю мощь твоей руки. И тогда, насколько я его знаю, он пойдет на мир. Потребуй в заложники его детей, может быть — мать. Она, помнится, еще жива. Пусть они будут на Крите. И тогда его воины пойдут со мной под стены Афин.

Главк с сомнением покачал головой. Он не мог поверить, что можно смирить столь коварного врага.

— Что же, твоя воля, мой богоравный отец! Я сделаю так, как ты скажешь.

Он налил себе вина в кубок, щедро отхлебнул.

— А кто еще на твоей стороне, отец?

— Не знаю точно. Брат мой Радамант объезжает острова близ Миконоса. Я же пока кроме Кимвола могу поручиться за Парос, Наксос, Милос, Сифнос и…

— Сифнос?! — воскликнул Главк, изумленно глядя на меня. — Да ведь Иней Сифносский…

— Да, стоит Гипотеона. Но мне удалось женить его на Арне из Фракии. Неужели ты забыл?

— Погоди, — недоуменно затряс головой сын, — но ведь ты противился браку Арны и Инея!

— Разумеется! — рассмеялся я. — Противился, потому что хотел этого брака! Единственный способ принудить Инея сделать что-нибудь по-моему — показать, что я против!!! Мне как раз нравилась эта невеста! Арна жадна, как галка. Ее всегда можно купить! Я узнал, что Иней любит Арну, и начал расстраивать их союз. Неуклюже, потому что Иней должен был узнать о моих кознях, иначе он, может быть, обратил бы внимание на более достойную женщину. Но мне удалось провести молодого царя. Он сделался просто одержим мыслью жениться на Арне. И женился.

— И кроткая Арна, выросшая в гинекее, добилась от своего мужа решения вступить в союз с тобой? — все еще не верил Главк.

— Бойся кротких женщин! — рассмеялся я. — Они лепят мужские сердца, словно мягкий воск. Арна не глупее твоей покойной матери и во сто крат хитрее. Едва я узнал о смерти Андрогея, как послал на Сифнос некоего торговца благовониями, который, заодно, привез царице Арне дорогой подарок — ожерелье из чистого золота работы Дедала. И едва я восстал с ложа болезни, Катрей сказал мне: с Сифноса прибыл посланник со словами верности и дарами. Арна и мой ханаанский купец сторговались. За драгоценное ожерелье я получил два десятка и восемь кораблей.

Главк, не утерпев, хлопнул в ладоши:

— Не зря слава о твоей мудрости достигла даже тирренов!

— Я не напрасно ношу прозвище критского паука, — пожал я плечами. — Разве я не учил тебя плести такие сети? Но твое сердце — другое. Тебе не пристало свивать сети. Тебе пристало, словно волку, вести свою стаю на добычу. И я даю тебе то дело, что тебе и по сердцу, и по плечу. Бери ровно столько кораблей, сколько тебе надо, и отправляйся на Астипалею.

— Я поплыву только со своими воинами! — с готовностью воскликнул Главк. — Мне больше и не надо. Насколько я помню, дворец Гипотеона вовсе не столь неприступен, как иные. Ты же следуй своим путем. И пусть сердце твое не тревожится за исход дела.

Мне и правда не пришлось беспокоиться. Гипотеон запросил мира и дал мне воинов и корабли. Его мать и дети стали заложниками и отправились на Крит.

Позднее я понял, чем была вызвана сговорчивость Гипотеона — когда увидел лестригонов в бою.

Отправляясь в Анафу, я надеялся, что сумею склонить хитроумного Лаодока на свою сторону. И для начала решил напомнить этой мангусте, кто его анакт. Это было не так уж трудно сделать. Подданные Лаодока считали критян почти богами. От Катаклизма Анафа пострадала куда сильнее Крита. И население ее погибло почти поголовно. Но варвары, пришедшие на остров, были пленены даже развалинами — тенью былой роскоши.

Потому на берег я сошел со всей торжественностью, какая подобает анакту Крита. По широким сходням спустился усыпанный лазуритом египетский паланкин с золотым лабрисом, укрепленным наверху, влекомый восемью гигантами-нубийцами в алых мисофорах, золотых браслетах и ожерельях. За ними следовали варвары Нергал-иддина, подобные грозным богам в своих до блеска начищенных панцирях. Я сам даже не порадовал зевак правом лицезреть себя: тончайшие виссоновые занавески позволяли мне видеть все вокруг, но смотревшие снаружи различали лишь неясную тень в рогатой критской короне. Благородные мужи Крита следовали за паланкином на колесницах.