Марта Холл Келли - Девушки сирени

Я передала Рине салфетку. Она промокнула один глаз, подержала секунду, затем приложила к другому.

– Старик умер первым. Потом пришли русские. Я им сказала, что мы заразные, но им было плевать, они положили мне на лицо дерюгу и изнасиловали. Потом изнасиловали жену фермера и забрали ее часы. Она в ту же ночь и умерла. Что случилось дальше, я помню урывками. Был госпиталь. Теперь вы понимаете, что я вернулась бы раньше, но…

– Рина, это все ужасно, я вам очень сочувствую. Но я не понимаю, зачем вы все это мне рассказываете?

– Я знаю, что Пол много для вас значит…

– Это он вам сказал?

– Когда в первый раз вернулся из Нью-Йорка. В то время меня это мало волновало. Но сейчас все по-другому.

Естественно, по-другому.

– Кэролайн, я желаю вам счастья. Но я не отдам вам Пола. Может, когда-нибудь потом, но не сейчас.

Она ухватилась за край стола, я поняла, что ей нужен отдых.

– Рина, думаю, вам пора вернуться домой к Полу.

– Да, но мне нужно кое о чем вам рассказать.

Господи, о чем еще?

– Я пока не говорила об этом Полу.

Рина, чтобы собраться с силами перед очередным рывком, сделала глубокий вдох.

– Послушайте, сейчас явно не стоит…

– Пола забрали первым. Я была слишком больна, даже есть не могла. Сначала думала, что это грипп, но потом поняла… Я… В общем, я ждала ребенка.

Последняя фраза Рины словно повисла в воздухе между нами. Как чудесно это формулируют французы. Не забеременела, а ждала ребенка.

– Забеременела?

Рина посмотрела мне в глаза и едва заметно кивнула.

– И отец… – начала я и осеклась.

– Пол. – Рина опустила голову и долго смотрела на свои руки. – Подозреваю, война странным образом влияет на людей. В нашем случае она нас сблизила. Видимо, ребенок понимал, что происходит. Она родилась в тот день, когда за мной пришли гестаповцы. Утром на Пасху.

Она? У Пола есть дочь.

Я прижала к губам холодные пальцы.

– Нас предупредили об облаве. Отец забрал у меня малышку, сказал, что знает один монастырь и отнесет ее туда. Он положил ее в коробку из-под обуви. Она была такая маленькая.

– Что за приют?

– Не знаю. В тот же вечер меня забрали, и отец так и не вернулся.

– Сочувствую вашей потере, но…

– За время войны тот монастырь опустел, я начала искать в приютах. Пол упомянул, что…

– Не в моих силах вам помочь, если вы об этом.

Я встала и отнесла свою чашку в раковину.

– Кэролайн, я вас понимаю, я бы на вашем месте тоже не захотела принимать в этом участие. Но если вы передумаете…

Я схватилась рукой за холодную раковину.

– Я возвращаюсь в Нью-Йорк.

Рина встала.

– Да, конечно. Спасибо, что уделили мне время.

Я проводила ее взглядом до двери, а потом смотрела в окно, как она идет по улице, прикрывая сумочкой голову от дождя.

Мысль о поисках ребенка Пола и Рины по сиротским приютам вернула меня обратно в постель. Оказалось, что, несмотря на все уверения Пола, в его жизни все-таки было место для ребенка. С какой стати я должна искать его дочь? Пола явно не интересовало, какие чувства я испытываю по этому поводу. Один раз меня уже использовали, и я извлекла урок. Вокруг полно детективов, которые зарабатывают на жизнь тем, что ищут пропавших родственников и возлюбленных. Достаточно тех, кто способен сделать эту работу гораздо лучше меня.

К вечеру, когда в квартире стало темно, я убедила себя, что Пол и Рина обойдутся без моего участия.

Проснувшись на следующее утро, я почувствовала голод. Сыта я была только сожалением. В голове промелькнуло французское слово dépaysement. Ощущение потерянности, которое испытывает человек на крутом жизненном повороте. Мама самым тщательным образом избавилась от всей пыли, но квартира вдруг стала неприбранной, окна грязными, а телефонный провод – запутанным до невозможности. Мама нашла способ вернуть меня к жизни – принялась насильно закармливать яйцами, как гуся для фуа-гра. В процессе излечения яйцами пашот я ей открылась.

– Ты слышала, о чем мы так славно беседовали с Риной?

– Только обрывки фраз. Мне показалось, она довольно милая.

– Может, и милая. Но она не собирается уступать Пола.

– Какая досада.

– Вообще-то, нет. Это ведь очевидно. Он все еще ее любит.

Мама разбила очередное яйцо в кипящую воду.

– А ты откуда знаешь? Ты не подходишь к телефону. Пол вчера целый час названивал в дверь. Бедняга.

– Не преувеличивай. Пять минут.

– Все это очень грустно. При других обстоятельствах вы с Риной могли бы подружиться.

– Спасибо, мама, у меня хватает друзей.

– Дорогая, но ты не можешь остаться равнодушной в этой ситуации.

– У меня никогда не будет своих детей.

– Но это не значит, что надо забыть об их ребенке. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как втянешься в…

– Ближе к делу. Ты считаешь, что мне следует заняться поиском их дочери.

Мама переложила еще одно яйцо в мою миску.

– Это будет по-христиански.

– Боюсь, сегодня утром я не очень по-христиански настроена.

– Ничего страшного. Плесни холодной водой в лицо. Это поможет.

Не знаю почему, но мама считала, что холодная вода помогает в решении любых проблем. Всего один день с ней в одной квартире уже казался мне вечностью.

Как продержаться неделю? Скоро начнут приходить с визитами ее парижские друзья. Придется терпеть их исполненные сочувствия взгляды. Зачем мне все это?

Я постепенно пришла в себя и решила заняться поисками ребенка Пола. Хотя бы для того, чтобы завершить всю эту историю. А еще – сбежать из дома. Мама задумала салонное представление «Парижские годы», посвященное памяти Т. С. Элиота, и гости должны были прийти в соответствующих костюмах. Среди приглашенных, разумеется, будут мамины поклонники. Если я не смогла удержать одного мужчину, мама за пару недель в Париже обзавелась целой компанией воздыхателей, в основном престарелыми французами в беретах и американскими экспатами. Они сидели в нашей гостиной и были счастливы уже оттого, что могут наблюдать за тем, как мама разливает чай.

В послевоенной Франции найти ребенка без имени – дело нелегкое, но я не отступала, и в результате поиски привели меня в сиротский приют Сент-Филиппа в Медоне. Это был один из тех приютов, в которые я рассылала свои благотворительные посылки, только теперь он превратился в координационный информационный центр, куда помещали бездомных детей, детей из приютов, из школ-пансионов и разрушенных шато в основном Южной Франции. Располагался он во внушительном каменном особняке со своей церковью в романском стиле. Он высился на холме к юго-западу от Парижа, который вполне мог посоревноваться с Олимпом. Вершина холма в тот день утопала в облаках.