Луиза Кент - Они шли с Васко да Гама

Вода сначала показалась ему теплой, но прилив обратился против него, и теперь ему было холодно. На закате ветер утих, но теперь поднялся снова, и струйки превратились в волны, разбивавшиеся о его подбородок.

Вдруг опять хлынул дождь. Звезды скрылись, а фонарь «Беррио» был туманным розовым пятном во многих милях от него. Вода стекала ему в глаза, била по темени, всплескивалась брызгами под носом. Потом дождь перестал так же внезапно, как и начался. Высоко над головой, на гребне черной стены висел красный фонарик.

Звенья якорной цепи обдирали Шону колени, когда он карабкался по ней, но он слишком озяб, чтобы чувствовать это. Зубы у него стучали, когда он выбрался на палубу. Он подумал: «Всякий вор в Каликуте может взобраться на палубу «Беррио» незамеченным!»

Потом голос капитана Коэльо крикнул:

— Ни с места!

Шон сказал, сквозь стучащие зубы:

— Это т-только я, ка… капитан.

— Шон! Что ты здесь делаешь, в таком виде?

Где Адмирал?

— В п-плену, ссеньор. Вы д-должны помочь ему.

Васко да Гама и его люди провели этот день в величайшей тревоге. Ночью им не позволили больше выходить в большой двор, а согнали в маленький.

У стражей был угрожающий вид. Человек сто, вооруженных мечами, щитами, топорами, луками и стрелами, сторожили их посменно всю ночь.

Утром — это было 2 июля, как сказал Деннис, хотя им казалось, что прошли уже недели — пришли уполномоченный короля и Гозиль, и сказали, что Адмирал должен свезти все товары с кораблей на берег, — таковы обычаи их гавани. Кроме того, таков приказ Заморина.

На самом же деле, это не было приказом Заморина. Гозиль и уполномоченный хотели захватить товары для себя. У них был план завладеть кораблями и перебить людей на них, но когда Адмирал отказался перевести суда ближе к берегу, то битва показалась им опасной. Уполномоченный сказал, что будет почти также хорошо заставить свезти все товары на берег, а потом убить Адмирала и всех его людей.

Пауло да Гама спас жизнь своего брата.

Когда Шон сообщил, что Адмирал в плену, то Николай Коэльо рассердился так, что хотел навести свои пушки на Каликут и на причаленные к берегу корабли. Пауло да Гама, однако, отказался допускать какое-либо насилие.

— Это будет стоить жизни моему брату, — сказал он.

Николай Коэльо заворчал:

— Мы пойдем отрядом на берег и освободим их. Шон покажет нам дорогу.

— Мой ответ будет тот же, — твердо возразил Пауло да Гама. — Первое, что они сделают, это убьют пленников. Даже если мы освободим их, — в чем я сомневаюсь, — у них создадутся дурные отношения с народом, ради дружбы с которым мы объехали мир. Нет, я вижу, что нужно сделать только одно, вернее, два дела. И одно, которого нельзя.

— Что это? — спросил Коэльо.

— Я обещал Васко, что если его захватят, я отплыву обратно в Португалию. Этого я не сделаю, — пока буду знать, что он жив. Что мы должны сделать, так это, прежде всего, известить Васко, чтобы он подождал еще немного; потом — отпустить заложников.

— Отпустить заложников? Ты с ума сошел? — Николай Коэльо стукнул по столу своей большой рукой и воззрился на Пауло да Гама. — Но ведь, это единственная причина, по которой они еще не убили наших людей!

Пауло да Гама сидел спокойно, позволяя своему другу бушевать. В тусклом свете лампы он выглядел усталым и бледным. Может быть, это было только освещение, но Шону показалось, что волосы и борода сеньора Пауло стали не то, чтобы седыми, а более бледно-золотыми. Руки у него казались худыми, как никогда. На одну из них он опирался головой, другою тихонько почесывал Бэт-Шеба за ухом.

— Мы отпустим заложников, — повторил мягко Пауло да Гама. — Это благородные люди. Один из них — родственник самого Заморина. Из того, что сказал нам Шон, я вижу, что захватил наших людей не Заморин, а этот негодяй-мавр, его уполномоченный, и этот старый сеньор с лицом голодного тигра, который называется Гозилем. Вот кто смеялся себе в рукав, — нет, рукавов у него совсем нет, — в кулак, продавая нам прошлогоднюю корицу. Когда Заморин узнает, что его министр и уполномоченные хотят обмануть его, ему это, я думаю, не понравится. Я вполне уверен, что они хотят захватить большую часть наших товаров для себя. Я хочу утром отослать молодых наиров на берег и попросить их напомнить Заморину, что они — залог безопасности моего брата. А так как Заморин полагает, что Васко в безопасности на своем корабле, то это ему тоже не понравится. Сила не даст нам ничего, Николай. Попробуем сначала великодушие и откровенность.

«Он добрый человек, и сильный. И умный», — подумал Шон, когда сеньор Пауло отпустил мурлыкавшую кошку и встал.

— Ты поступил хорошо, Шон, — произнес капитан. — Мы благополучно вернем наших трех братьев: твоего, Николая и моего. Все они когда-нибудь встанут в капелле Батальи перед гробницей принца Энрике и скажут ему, что его мечта исполнилась… путь в Индию найден. И ты тоже будешь там, Шон. — Он помолчал немного, потом продолжал, обращаясь наполовину к себе самому. — Я хотел бы снова вдохнуть запах сосен вокруг Батальи. И запах розмарина и тмина под ногами. Там, в Лиссабоне, девушки в долгую июльскую ночь будут жечь голубой репейник у себя на окнах. И жаворонки будут петь по утрам.

— Ты скоро опять будешь там, Пауло, — сказал Николай Коэльо. — Мы сделаем то, что обещали королю. Нам пора возвращаться и сообщить ему об этом. Что до меня, то мне надоели пальмы, вареная баранина и коварные мавры.

— Все это есть и в Португалии.

— Но не так много, — возразил Коэльо. — Ладно, отпускай заложников, если хочешь; считай, что я согласен. Я соглашусь на все, что может помочь нам отплыть домой.

На следующее утро Пауло да Гама освободил троих молодых наиров, бывших у него заложниками. Переводчиками были Шон и мозамбикский мавр Гассан. Трое наиров — смуглые молодые люди — были одеты в шитую золотом ткань, обернутую вокруг пояса, на руках выше локтя у них были золотые браслеты, в ушах — золотые кольца. Солнце пылало на их великолепных, эмалевых с золотом щитах и на золотых, осыпанных дорогими каменьями, рукоятках мечей.

Пауло да Гама рассказал им, что Гозиль и мавр-уполномоченный захватили Адмирала в плен.

— Мой брат — посол к Заморину, а Заморин обещал мир и дружбу нашему повелителю, королю Португалии. Заморин послал вас сюда в залог безопасности моего брата. Так ли это?

— Это так, — ответили наиры.

— Ия имею право отрубить вам головы, если ему причинят вред. Правда ли это?

— Это правда.

Пауло да Гама продолжал:

— Мы, португальцы, не любим поступать так. Вместо того, я освобождаю вас. Вы — честные люди и можете сами заботиться о своей чести. Я прошу вас только рассказать Заморину, что его слуги захватили моего брата в плен. Я уверен, что Заморин не замышляет предательства относительно нашего великого короля и ничего не знает об оскорблении, нанесенном моему брату. Если это не так, то когда португальский флот вернется сюда в следующий раз, он не забудет того, что здесь произошло. Мы пришли, как друзья, и хотим уйти, как друзья.