Юрий Трусов - Золотые эполеты

— Могучая лошадка, доставит тебя быстро в Одессу! — сказал, поглаживая ее холку рукой, затянутой в перчатку, Виктор Петрович.

А Буран, словно поняв, что речь идет о нем, повел тонкими остроконечными ушами, поднял морду и взглянул крупным лиловым оком в сторону Кондрата.

Тот сразу был восхищен достоинствами Бурана.

— Ба, Виктор Петрович, — воскликнул он, — да этот конь не только преотличный. Он все понимает, как человек. Я, с вашего позволения, его и оседлаю.

— Что ж. Седлай. Только учти, он ходит лишь под казачьим седлом, — ответил хозяин.

Кондрат бросился в камору, где при конюшне хранилась конская сбруя.

— Да вы хоть передохните, — остановила его Наталья Александровна.

— Никак не могу. Ей-богу, не могу! Извиняйте, — заторопился Кондрат.

— Постой, да у тебя деньги-то есть? — спросил его Скаржинский. — В Одессе без денег и документов никак нельзя.

— Ничего мне этого не надобно, — ответил Кондрат.

— Не говори чепухи! — усмехнулся Скаржинский. — Без документов посадят тебя в кутузку и будешь сидеть в каталажке этой до второго пришествия. Седлай Бурана, а я сейчас тебе то и другое принесу, — Скаржинский вышел с женой из конюшни.

— Бедный малый, он совсем обезумел от любви к Богдане, — по-французски обратилась к мужу Наталья Александровна и иронически улыбнулась, — ты забыл, мой милый Виктор, что такое любовь, а?

С помощью подошедшего конюха Кондрат оседлал Бурана и вывел лошадь на широкий усадебный двор. Тут подоспел и Скаржинский. Опытным глазом бывалого кавалериста-командира он сразу заметил некоторую неряшливость в подготовке коня к далекому переходу. Собственноручно кое-где поправил сбрую, седло, отпустил на палец подпругу. Положил во внутренний карман кафтана Кондрата пачку ассигнаций и паспорт.

— Это береги пуще глаз. И еще запомни: если Богданку найти сразу в Одессе не сможешь, то тебе придется обратиться к властям. Понял? — напутствовал Скаржинский.

— Как это к властям?

— Ну, в полицию.

— Да полицаи со мной и говорить не захотят. Прогонят в три шеи.

— Не прогонят, — загадочно усмехнулся Виктор Петрович. — Слушай, как надо с полицейскими себя вести. Придешь в Одессе в Александровскую часть, что недалече от «Привоза» и кладбища. Запомни — в Александровскую часть, и спросишь капитана-исправника господина Мартынюка. А когда тебе зададут вопрос, то ты скажешь, что посланный от его превосходительства камергера его императорского величества господина Скаржинского. И скажешь далее, что надо помочь тебе обнаружить и доставить девицу Трепанную Богдану, жительницу Трикрат имения господина камергера.

— Понял, — сказал угрюмо Кондрат. А потом спросил: — Значит, мою Богдану, как крепачку, как беглую…

— Только так. Другого выхода нет. Пойми.

— Хорошо, понял.

— А коли так, повтори фамилию капитана-исправника.

— Да Мартынюк, капитан-исправник.

— Вот и хорошо. И знай, он в 1812 году со мной в моем отряде воевал. Наполеона с твоим дедом ловил. Он для меня и для тебя все сделает.

Кондрат торопился и только смог пробормотать несколько слов благодарности. Он крайне не любил полицию, к которой, наверное, придется обращаться за помощью. Затем хозяин Трикрат протянул ему в коричневой обложке небольшую книжечку.

— Спрячь в переметную суму. Это — свидетельство твое, что ты механик, диплом твой. Понимаешь, диплом, — сказал Виктор Петрович.

Он думал, что этим сообщением обрадует своего воспитанника, но его реакция была неожиданная.

— Не надо мне этот диплом! — вдруг произнес Кондрат. В его голосе звучала сдержанная ярость. — Ежели бы не ваш диплом, мы бы сейчас с Богданой счастливо жили. Прощайте!..

Кондрат отстранил коричневую книжку, которую ему протянул Скаржинский, вскочил в седло, пришпорил Бурана и выехал за ворота усадьбы.

Холодный степной ветер ударил в лицо, но не охладил горячую голову. Кондрат гнал своего Бурана по степной дороге к далекому морю, а губы его шептали: «Богдана, любовь моя. Я должен тебя отыскать…» Он знал, что только с ней мог найти свое счастье.

Дорога в Одессу выдалась Кондрату тяжелая из-за недавних осенних ливней. Степь до самого горизонта забило мутной холодной водой. Она, казалось, переливалась за края низких берегов бесчисленных речушек и лиманов. По такому разливному морю опасно было ехать напрямик. Не хотел он рисковать конем. Ведь, неровен час, попадет конская нога в колдобину, скрытую под слоем грязной воды, и хрустнет лошадиная кость.

Поэтому Кондрат, хоть и спешил, брал в объезд и только на вторые сутки, едва живой от бессонницы, выехал на размокшие куяльницкие рыжие холмы. Тут, в нескольких местах, лиман соединялся узким проливом с морем. Преодолев эту преграду, по брюхо искупав коня, он выбрался на пустынную песчаную одесскую Пересыпь. В предместье, у придорожной корчмы, он вымыл от грязи коня, покормил его овсом и после короткого отдыха снова вскочил в седло и медленно направил Бурана вдоль берега. Дорога пошла мимо прибрежных дощатых пристаней и причалов. За ними угрюмо и упрямо накатывались не берег сивогривые волны.

Порывы ветра время от времени окатывали его лицо солоноватыми брызгами, сорванными с пенистых гребней. Громадные ревущие пласты воды внушали человеку мысли о том, как он слаб и беспомощен перед стихией, и Кондрату показалось, что сейчас штормовое море громко хохочет, насмехается над ним.

«Знать, не даром, моя Богдана, чтобы пропасть, чтобы затеряться, выбрала такую сторонку», — подумал он. И все же нашел в себе силы приподняться на стременах, взглянул вдаль, осматривая море и плоский неуютный берег.

Глаза его опять наполнились соленой влагой. Она струилась по его лицу, и ему было не понять: эти брызги — слезы самого моря или его собственные?.. Неужели он, казак, отступился, потеряв мужество, так размяк, что уже глотает свои собственные горькие слезы? Ох, Богданка, Богданка, родная ты моя, где ты? Где тебя искать?

Он, как никогда, остро почувствовал свое одиночество. Удрученый, он незаметно подъехал к тому месту, где уже начинались жилые кварталы, ему навстречу стали попадаться неряшливо и бедно одетые люди. У них были одинаково озабоченные лица. Все они, и стар, и мал, куда-то очень торопились. Кондрат останавливал встречных, загораживал им дорогу конем. Расспрашивал, задавал всем один и тот же вопрос:

— А не встречали ли тут молодой жинки? Богданой зовут…

На этот простой и наивный вопрос люди большей частью испуганно отвечали «нет», видимо, принимая всадника то ли за полицейского, то ли за злоумышленника. Старались как можно быстрее миновать странного всадника. А немногие принимали его вопрос за шутку и, лукаво улыбаясь, отвечали: