Юрий Трусов - Золотые эполеты

Последний довод, что он должен вернуться с врачом и лекарствами, оказался убедительным и решающим. Скаржинский приказал заложить свою вместительную утепленную карету для такого путешествия домой с врачом. За обещанный гонорар Скаржинскому удалось уговорить одного из лучших врачей города — доктора Зака и провизора Вербицкого отправиться с ним в Трикраты.

Торопливый отъезд не помешал Виктору Петровичу позаботиться о своем питомце. Он уговорил его оставить при себе Бурана.

— Конь тебе просто необходим, особенно для передвижения по незамощенным улицам города и выезда за его пределы. Без коня тут не обойдешься. Не спорь и оставь Бурана у себя. А если он тебе обузой станет, то сдашь Василию Макаровичу, он мне его в имение сумеет пригнать. — Он молча сунул Кондрату в нагрудный карман конверт с деньгами. Тот пробовал отказаться от денег, но Виктор Петрович покраснел от ярости.

— Не тебе даю гроши, а Богдане. На поиски ее пригодятся. Понял? — Он пригрозил воспитаннику кулаком, затянутым в лайковую перчатку. А потом, не давая опомниться Кондрату, поцеловал его и юркнул в карету.

Возница Анелюс крикнул на шестерку лошадей, они сразу дружно потянули карету, которая, глубоко прорезая колесами мокрую черную землю, покатилась по улице.

Кондрат, растревоженный, сняв шапку с головы, долго смотрел вслед карете… Исправник, нахлобучив ему на голову шапку, повел его в горницу, где их уже поджидали Шонь и Шмонь.

Они добросовестно выполнили поручение начальства. Узнали, что Богдану доставили в госпиталь для призрения болящих две благородные дамы — сестры милосердия из тех, что вольноопределяющимися прибыли из Москвы для дальнейшего следования в действующую армию, которая находилась где-то не то в Молдавии, не то в Валахии. Но так как больная нуждалась в восстановлении здоровья, лекарки взяли ее на свое попечение, и она уехала с ними в сторону Тирасполя, куда направлялся их госпиталь. Одну из лекарок, что увезла Богданку, Шоню или Шмоню удалось опознать. Они показали грязный обрывок бумаги, где было выведено крупным почерком: госпожа Хитрово.

Кондрат не скрывал своей радости.

— Госпожа Хитрово! — Он всю жизнь будет благодарить эту женщину за то, что она вернула к жизни его Богдану!

Однако, что за странная фамилия у этой госпожи — Хитрово? Очевидно, что эта фамилия в какой-то степени отражает суть этой женщины. Но как понять, из каких краев она: то ли из Польши, то ли с Украины или из России. Он не выдержал и спросил Шмоня:

— А какая она из себя?

— Видно, не слишком стара, но и не молода, — сказал Шмонь.

— Говорят, что степенная дамочка, — добавил Шонь. — А зовут Катериной, по отечеству Александровной.

Это было все, что они о ней узнали.

— Премного благодарен, — вырвалось у Кондрата. — Спасибо! Он даже хотел обнять их, забрызганных грязью, но столь пылкое выражение его чувств пресек исправник. Он даже поднялся со своего стула и встал между Кондратом и своими сыщиками.

— Ну, что вы зарядили: «спасибо, да спасибо». От этого сыт не будешь! Лучше бы дали им целковый на водку. Они его заслужили за свое усердие. Этого будет для них предостаточно.

Этот практический совет охладил Кондрата. Он молча положил в руку Шоня вместо одного два целковых и побежал в конюшню седлать застоявшегося там коня.

Через несколько минут, миновав Манежную улицу, непролазно-грязную от оттепели, он выехал на обкатанную многочисленными обозами Тираспольскую дорогу. Перед ним пологими волнами невысоких сероватых холмов открылась степь. На ней, среди пепельно-желтоватой травы, виднелись пятна зелени. В лицо дул сыроватый ветерок. Степь была уже не то Молдавская, не то Буджакская, но ему, казаку, она казалась родной, украинской, такой же, как на Запорожье, на Винничине. И там по этой земле протекали родные с незапамятных седых славянских времен реки — Славутичи: великий Днипро-Славутич и младший брат его Днестр-Славутич, и извилистый Прут. В эти края жизнь еще никогда не заносила Кондрата, но ему здесь все казалось знакомым и родным: и редкие, тонущие в туманной лиловатой дымке, хутора, и даже чумацкие обозы, которые он обгонял. Кондрат спешил, поэтому не отвечал ни на приветствия, ни на оклики чумаков.

Вскоре он миновал Кучурганскую возвышенность, и количество обозов, пешего и конного воинства увеличилось. Но, странное дело, он сразу обратил на это внимание: многие обозы и воинские части шли почему-то в обратную сторону. Затем ему встретились целые батальоны, казачьи сотни и даже полки, артиллерийские дивизионы, которые опять двигались с запада на восток…

При въезде в Тирасполь он спросил у одного служивого из стрелковой роты, сделавшей привал возле слободы:

— Чего это вы вертаетесь?

Служивый окинул взглядом конного, его богатырскую фигуру и могучего коня.

— Конь-то у тебя не простой, офицерский или господский, а ты барин али нет? — в свою очередь спросил солдатик, как бы вызывая его на откровенную беседу.

— Конь-то у меня и впрямь господский, — ответил Кондрат, — а все же, чего вы вертаетесь?

— С чего да с чего? Начальство знает, с чего. Не будем мы за Валахию и Молдавию более биться. Войны за эти страны более у нас ни с турками, ни с французами, ни с англичанами не будет. А прем мы на Крым. Понял? Наши офицеры об этом говорили.

Кондрат не стал более расспрашивать служивого и поспешил в Тирасполь.

В этом городе он сразу нашел госпиталь, расположенный в низеньких хатенках-мазанках под соломенными крышами. Возле лежавших на соломенных матрасах больных хлопотали в черных одеждах озабоченные, с красноватыми от бессонницы глазами женщины. Не отвечая на вопросы, они выгоняли его из комнат.

— Уходите немедленно! Уходите, тут заразиться можно, тут лежат тифозные и чумные. Уходите скорее!

Поверженных такой хворобой было множество, а вот Богданы, хоть он заглянул в каждую такую хатенку, нигде не было. Лишь в одной, на самой окраине улицы, на него обратила внимание пожилая женщина, когда он назвал фамилию Хитрово.

— Екатерину Александровну ищете? Да они вчера со своими медиками уехали. Да, уехала со всеми, а о Богдане — вы спрашиваете, — я не знаю. Вы говорите, что она молоденькая, чернобровая. Вокруг Екатерины Александровны всегда много таких. Но они с нею все вместе уехали, по-моему в Овидиополь или Белград-Днестровский, а потом по побережью в самый Крым или в Таврию, не знаю точно.

От этих слов Кондрат окаменел. Он даже не поблагодарил сердобольную женщину и как в каком-то сне опять прыгнул в седло и помчался по Кочурганскому трансу, который был забит воинскими частями. Он окончательно пришел в себя, когда хотел миновать Карантинную заставу. Тут его задержали драгуны и проконвоировали к прапорщику, сидящему в седле на неказистой лошаденке. Кондрат протянул свой паспорт. Драгунский офицер бегло просмотрел его и тотчас вернул.