Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга третья.

— А его зараз на хуторе немае, вин к атаманше в гости уихав с хлопцами. Скоро, мабудь, вернется.

— К какой атаманше? — удивился Товмарза.

— К Ольге. Она теперь вместо Котова командует.

— А Котов где?

— В царствии небесном, — ткнул пальцем в небо Вукол Емельянович и снова повлек за собой недоумевающего гостя… — Пийшлы, пийшлы, подождем его вместе за доброй чаркой.

Товмарза пошел следом за хозяином в его покои.

Хоронили Розговую на Ильинском кладбище. После нескольких дней ненастья в небе снова светило солнце. Оно грустно отсвечивало в дорожных лужах и мокрых листьях стоящего на краю кладбища огромного раскидистого дуба, мимо которого двигалась извивающейся траурной лентой похоронная процессия.

Темболат шел за гробом, который несли на плечах работники роно, и с болью в сердце думал о скоротечности человеческой жизни.

Позади гнусаво выводил траурную мелодию оркестр, состоящий из трубы, валторны, баса–геликона и турецкого барабана, вызывая в душе чувство не столько скорби, сколько раздражения фальшивыми стенаниями трубы и невпопад гремящего барабана. И зачем только люди пользуются услугами этих псевдомузыкантов, для которых любой покойник не больше чем «мурик», на котором можно заработать на водку?

Процессия приблизилась к могиле. Гроб опустили на два табурета, предусмотрительно прихваченные из дому близкими людьми покойницы. К нему подошел секретарь райкома партии Ионисьян и открыл траурный митинг. Рассказав присутствующим краткую биографию погибшей, он пообещал «навечно сохранить о ней память в сердцах и отомстить за ее безвременную смерть», а Темболат замутненными от слез глазами смотрел на старушку–мать, поддерживаемую под руки родственниками, и думал, что помнить покойную будет по–настоящему вот эта седая, временами теряющая от непосильного горя сознание старушка да еще несколько человек, самых близких, в том числе и он, Темболат. И еще думал о том, что мимо него прошла большая, чистая, готовая на жертвы любовь, постичь и оценить которую он смог только с Аниной смертью.

К Темболату придвинулся Степан, положил ему на плечо руку.

— Вот и нет нашей Аннушки, — сказал он, словно извинился перед другом за ее гибель. — Настоящий был человек.

Темболат согласно кивнул головой, не сводя глаз с мелькающих лопат над быстро растущим могильным холмиком.

— Умирая, назвала Котова мразью, — продолжал Степан.

— Хочу кровь его выпить, — сжав кулаки и изломив страдальчески правую бровь, отозвался Темболат.

— Он уже поплатился не только кровью, но и головой.

— Это сделал ты?

— Нет, его застрелила Ольга.

— Какая Ольга?

— Стодеревская казачка. Та, что — председателя райхлебтройки…

— А… — протянул Темболат. — Твоя бывшая санитарка. Отчаянная женщина. Странно, что она переметнулась к врагам. За что же она его убила?

— За Анну. Они с нею были дружны с детства.

— Да, да, — снова покивал головой Темболат. — Аня говорила мне как–то об этом. — Он помолчал, словно припоминая тот давний разговор, затем заговорил снова: — Так если она уничтожает врагов Советской власти, значит, она наш союзник? Значит, ее надо простить и вырвать из банды.

— Лучше бы вместе с бандой. Но как это сделать?

— Попробовать поговорить с нею.

— Где и как? Она возглавила банду и увела ее неизвестно куда.

— Ну уж это ваша забота, товарищи чекисты, — развел руками Темболат. — Тут я вам помочь вряд ли смогу.

— А я и не прошу у тебя помощи — сами справимся, — вздохнул Степан.

К ним подошла Дмыховская.

— О чем это вы? — спросила она, утирая глаза кончиком носового платка.

— О стодеревской казачке Ольге, — ответил Темболат. — Степан рассказывал, как она отомстила бандиту за Анину смерть.

— А он не рассказал тебе, как эта самая казачка увела банду из–под самого его носа? — усмехнулась Дмыховская.

— Да ведь и твой нос был в то время рядом с моим, — невесело отшутился Степан. Чертова баба: так и норовит уколоть его языком–булавкой при любом поводе! Теперь хочешь не хочешь рассказывай другу, как опростоволосился во время последней операции по захвату и уничтожению банды в станице Курской.

— Мой нос намного ниже твоего, — не унималась Дмыховская; слезы испарились из ее глаз, в них поблескивали совсем не траурные искорки. — Наше дело известное, подчиненное.

— Брось, Клавдия, — попросил Степан, — не к месту и не ко времени этот разговор. Ты бы лучше как заведующая охмадетом проявила заботу о ребенке.

— О чьем ребенке?

— О ее, Ольгином.

Дмыховская похлопала длинными ресницами.

— Ты… ты это серьезно? — спросила она, приближая их к Степанову лицу. — Проявлять заботу о детях врагов Советской власти?

— Дети не отвечают за своих родителей, — Степан полез было в карман за папиросой, но вспомнив, что находится у Аниной могилы, передумал курить. — И потом ты ведь знаешь, что Ольга ушла в банду не по своей охоте, ее вынудили обстоятельства.

— Ничего, себе обстоятельства: застрелила должностное лицо и ушла к бандитам.

— А куда ей было деваться? Поставь себя на ее место.

— Зачем? Ты давно уже определил мне место, — в глазах у Дмыховской снова промелькнули колючие искорки.

— Опять двадцать пять, — досадливо поморщился Степан. — Если ты и впрямь считаешь, что…

— Ну хорошо, — перебила его Дмыховская, — что я должна, по твоему мнению, сделать для этого ребенка?

— Понимаешь… — Степан замялся под ее испытующим взглядом, — он живет с отцом, а отец малость не того… — он покрутил у своего виска пальцем. — Так вот его надо бы определить в детский дом.

— Забрать у отца? — удивилась Дмыховская. — И — в детдом?

— А… да какой из Кузьмы отец, — махнул рукой Степан и сделал вторичную попытку достать папиросу. — Вообще–то, конечно, отец, — поправился он, почему–то краснея при этом. — Но он, говорю, не в себе, понимаешь? Вроде дурачка. Обижает мальчонку и не заботится о нем.

— Конечно, Клавдия, надо забрать мальчишку, — поддержал товарища Темболат и, подойдя к могиле, поправил на венке траурную ленту. «Дорогой Ане…» — белели на ней красивой вязью прощальные слова.

Потом они все вместе возвращались с кладбища. Проходя мимо дуба, Степан вспомнил, как возле этого коренастого дерева его ранило осколком снаряда, когда он с остатками роты красногвардейцев отступал под натиском бичераховскнх мятежников.

— Вот тут меня и шарахнуло, — показал он своим спутникам место, где разорвался снаряд, и подойдя к своей бричке, предложил друзьям ехать с ним в коммуну на праздник по случаю пуска электростанции.

— Да нет, Андреич, — отказался от поездки Темболат, — какой может быть праздник сегодня.