Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга вторая.

Но поручик даже бровью не шевельнул, слыша этот шепот: он, по-видимому, не знал чеченского языка. Все его внимание было сосредоточено на пароме, хрупком суденышке, состоящем из четырех лодок-каюков, соединенных попарно бревенчатым настилом: что, если он развалится посредине этой бешеной реки, а у него связаны руки?

Но паром благополучно преодолел водную преграду, доставив на тот берег в целости телегу с пленником, грузом и лошадью. Потом лошадь снова тащила телегу по такому же глинистому ущелью, как и на левом берегу Терека, а поручик шагал рядом, проклиная в душе абреков, связавших ему руки, и страстно желая, чтобы этот крутой подъем скорее кончился.

— Развяжите руки, — попросил он у старшего отряда, выбравшись наконец вслед за хрипящей от натуги лошадью из оврага на ровное место.

— Там развяжем, — показал рукояткой плети на стоящий в отдалении аул одноглазый.

Солнце еще не скрылось за бугристым хребтом Терского взгорья, но снизу из овражной расселины уже тянуло предвечерним пресным холодком. От этого еще явственней чувствовался доносящийся со стороны аула запах кизячного дыма и коровьего тепла — невдалеке от дороги пылило возвращающееся с пастбища стадо. Так, вместе со стадом, обоз, сопровождаемый всадниками, вошел в аул. Его тотчас окружили мальчишки и женщины, забыв на время своих коров, с мычанием разбредающихся по кривым аульским улочкам. С плоских крыш глинобитных сакель угрюмо и бесстрастно глядели на прибывших приготовившиеся к вечерней молитве старики.

— Оллоху-оккубар [45] велик аллах! (араб.). ! — плыл над аулом голос будуна, простирающего руки в синеющее небо с кругового балкона острого, как указательный палец, минарета мечети. — Пора, правоверные, совершить вечерний намаз, ибо молитва перед сном очищает душу от дневных прегрешений.

Но человеческое любопытство сильнее религиозного чувства. Аллах успеет прослушать молитву — впереди целый вечер, а вот такое зрелище, как возвращение домой с набега джигитов-удальцов, разве можно пропустить?

— Аляляй! — слышится приглушенный концом платка женский возглас из толпы аульчан, окруживших всадников и телеги с добром. — Какая красивая шуба лежит на арбе, не то что мой рваный бешмет.

— Эх, дали бы мне вот такую же швейную машинку! — в тон подруге выражает свои сокровенные мечты еще одна женщина.

— Аллах даст, — рассмеялся в ответ Гапо, оттирая конем любопытных от воза с красивыми вещами. — Идите в свои сакли, правоверные, и помните: молитва лучше сна и даже швейной машинки.

— Кафир [46] неверный (чеч.). одноглазый, — незаметно плюнула женщина вслед насмешнику.

А Гапо загоготал, довольный своей остротой. Спрыгнув с коня, подвел его к Сипсо.

— Барахло отвезешь к Эльберду, — сказал он ему. — И коней у него поставишь. Да смотри задай им хорошего корму, завтра мы с тобой повезем русского в Нижние Атаги. — Отдав приказание, он подошел к сидящему на возу пленнику, развязал веревку на его руках. — Айда, ваше благородие, — мотнул он плеткой в направлении ближайшей сакли.

Поручик, с хрустом потянувшись, побрел за ним под озорной свист мальчишек и любопытно-враждебные взгляды взрослых.

Как ни старался Гапо побыстрее доставить пленника в резиденцию имама, он смог добраться туда лишь на третий день к полудню: осенние дороги в Чечне — это не Александровский проспект во Владикавказе, да и задержка вышла в пути, возле станицы Ассиановской полдня отстреливались от казаков, залегших за древний нарлаг [47] куча камней, означающая. проклятье человеку, совершившему на этом месте преступление. , и кто знает, как бы обернулось дело, если бы не дождь да наступившая раньше обычного из–за непогоды ночь.

— Пускай шайтан ездит по таким дорогам, — ворчал Сипсо под унылое чавканье конских копыт в раскисшей глине. Скорее бы уже кончилась эта проклятая езда. Похоже, что сегодня выглянет солнце. Даль прояснилась, и отчетливо видна впереди справа лиловая горная цепь. Так и есть: навстречу по серому после дождя полю бежит огромным зайцем желтое пятно прорвавшегося сквозь тучи солнечного луча, а вслед за ним со стороны показавшегося из–за пригорка аула несется свора собак.

Спустя несколько минут всадники, сопровождаемые их яростным лаем, уже ехали по кривым улочкам большого чеченского селения.

— Эй, почтеннейший! — крикнул едущий впереди Гапо встречному жителю. — Отгони собак, пожалуйста! Ты не знаешь, почему они так кидаются на нас?

— Валлаги, знаю, — в тон шутнику-незнакомцу ответил местный житель, лукаво блестя глазами. — Они радуются вашему приезду, дорогой, да останутся все ваши злосчастья за хвостами ваших коней.

— Чему ж тут радоваться? — продолжал шутливый разговор со встречным Гапо. — Мы ведь не бараньи кишки, которые можно сожрать.

— Они думают, что, вы бараньи головы, собирающиеся сегодня на площади перед мечетью, — ответил в прежнем духе местный острослов.

Гапо даже поперхнулся от такой ядовитой пилюли.

— Зачем же они собираются? — спросил, с трудом удерживая на изуродованном шрамом лице дружелюбную усмешку.

— Наверно, чтобы послушать ослиную голову... — незнакомец, рассмеявшись, пошел своей дорогой, а Гапо, досадливо покусывая кончики усов, повернул коня в переулок, в конце которого возвышался над глинобитными дувалами сложенный из дикого камня минарет: интересно, кто собрался там вокруг Большого камня?

— Я так и знал! — воскликнул он, оборачиваясь к своим спутникам. — Наш святейший опять держит совет с муллами и шейхами.

Действительно, вся площадь перед мечетью была запружена народом. Оттуда доносился гул голосов, смех, отдельные выкрики.

Всадники спешились. Ведя в поводу коней, подошли к толпе. Кого в ней только нет! Чеченцы и ингуши, кумыки и аварцы, белобородые старики и безбородые юноши, богачи, одетые в новые черкески из фабричного сукна, и бедняки, одетые в рваные зипуны, из сукна домашнего производства, первые — с позолоченными газырями на груди, вторые — вовсе без газырей, но все до единого — с винтовками: русскими, австрийскими, турецкими, английскими, японскими — всех систем и калибров. У некоторых за плечами висят кремневые ружья времен Шамиля и Ермолова. Даже у мулл и алимов выпирают под шерстяными обами [48] халат (чеч.) небольшие кинжалы с подкинжальными ножичками.

Гапо, поручив пленника Сипсо, протиснулся сквозь толпу поближе к Большому камню, своеобразной трибуне, с которой выступают желающие. На него только что вскочил очередной оратор, среднего роста молодой чеченец в надвинутой к самым бровям серой каракулевой шапке, из–под которой дерзко и решительно смотрят на окружающих сероватые, под цвет шапки, умные глаза. Да это же Асланбек Шерипов! Тот самый парень, что не побоялся сказать правду на съезде в Анди Нажмудину Гоцинскому, новоявленному Шамилю, призывавшему народы Кавказа на Газават [49] священная война (чеч). против русских.