Борис Пономарев - Мустафа Голубич – тайный агент Сталина

Неделя пролетела незаметно. Днем Мустафа отсыпался, а долгие летние вечера и теплые ночи развлекал подружек, как только мог. Ему нужно было, чтобы Изабель сама придумала способ, как остаться с ним наедине. Он чувствовал, что симпатичен девушке, но разлучать ее с Жюль было опасно. Наверняка специалисты по сохранению секретности инструктировали сотрудниц об опасности появления около них незнакомых людей. Поэтому он с большим облегчением выслушал жалобу девушки на то, что ее подружка простыла и лежит дома с температурой. Он даже забыл «сделать» соответствующее лицо.

– Ты это чему радуешься, Одиссей? – удивилась Изабель. – Она болеет, а ты радуешься.

– Ну что ты, – попытался он оправдаться, – мне искренне жаль… хотя, честно говоря, мне как-то непривычно «дружить» втроем.

– А с кем из нас ты бы хотел дружить вдвоем? – спросила девушка и неожиданно засмеялась. – Ну, ясно! Раз она болеет, значит, ты хочешь дружить с той, которая здорова. Вряд ли ты хочешь сидеть у постели больной.

– Да нет же, совсем не поэтому.

– А почему?

– Потому что у тебя глаза напоминают мне море моего детства. Нет, не такое, как здесь в Марселе, а синее море моей Адриатики. Глядя в твои глаза, я погружаюсь в детство… Это так приятно.

Пара неспешно прошлась вокруг двухглавой ажурной церкви Сан-Винсент де Поль, немного напоминающей Голубичу знаменитый кельнский собор. Слегка, как и каждый день до этого, задержались у памятника солдатам «Гарде Мобиле»:

– Тяжелые воспоминания для французов. Война проиграна, и многие из этих солдат, изображенных на цоколе, не вернулись домой. А ведь все они тогда были моложе меня сегодняшнего. Война. Страшная это штука.

– Ты так это говоришь, словно сам знаешь, что такое война.

– Знаю, и не по рассказам.

Изабель остановилась и заглянула ему в лицо.

– Ты что, не шутишь?

Голубич рассказал ей, как он – молодой итальянец, студент – в 1912 году добровольно пошел сражаться с турками за освобождение Греции, потому что его далекие предки по отцу были греками. То, о чем он рассказывал, было почти правдой, включая подробности боев, название городков и селений, освобождаемых от головорезов янинского паши, и потому его рассказ звучал особенно убедительно. Женщина очень эмоционально реагировала на особенно трогательные места, крепко сжимая его локоть, на который опиралась.

Далее он рассказал, как вернулся к учебе в университете в Вене, а потом и в Париже, стал дипломированным искусствоведом и получил профессорскую должность.

В это время они оказались недалеко от Дворца Лоншам, и Мустафа подкрепил свой рассказ пояснением особенностей его архитектуры, тем самым доказывая свою образованность.

– Как интересно ты рассказываешь. Тебя можно слушать бесконечно, но я сильно проголодалась, прости.

– О, это профессорское красноречие. Извините меня, мадемуазель. Мы рядом с портом. Я знаю там отличный, уютный ресторанчик. Как насчет буйабеса?

– Это, конечно, тяжело для вечера, но это так вкусно.

– Тогда вперед, там мы получим настоящий рыбацкий суп под хорошее вино.

– Почему ты называешь его «буйабес»? – уже сидя в такси, поинтересовалась Изабель, – в Марселе говорят: «баябес».

– Да, я заметил это. Наверное, вы правы, так говорить проще.

Роман постепенно развивался, что немедленно заметила вернувшаяся на работу Жюль. Теперь она сама уже придумывала причины, чтобы оставить подругу наедине с Мустафой. Гуляя с женщиной, он старался выбирать безлюдные места, что встретило молчаливое понимание с ее стороны, но по другой причине. Очень часто разговоры переходили к военной тематике – все-таки события в соседней Испании начинали влиять на сознание французов. Однажды она спросила своего кавалера об итогах первой мировой войны. Цифры погибших и искалеченных, названные Голубичом, вызвали у Изабель состояние, близкое к шоку.

– Ты точно знаешь это? Но это просто ужасно! Двадцать миллионов человек. О чем мы думаем?

– Судя по Германии, люди думают только о реванше. Боюсь тебя огорчить, но для меня новая мировая война – дело почти решенное.

– А это значит новые двадцать миллионов жертв.

– Боюсь, что гораздо больше. Все мирные годы лучшие умы человечества только то и делали, что изобретали новые виды оружия и улучшали старые.

– Да, ты прав. Я точно знаю, что на это тратятся большие деньги.

– Дорогая Изабель, ты зря так расстраиваешься. Архитектура не является оружием. Спокойно занимайся любимым делом.

– Ты ошибаешься, Одиссей…

Женщина замолчала, и некоторое время они сидела в тишине. По всему было видно, что она мучительно борется с желанием поделиться со своим другом чем-то очень важным. Во всяком случае, лично для нее. Голубич не торопил ее, понимая, как важно, чтобы она сама приняла решение.

– Ты ошибаешься, дорогой. Мы не занимаемся архитектурой. Мы делаем самолеты. Военные самолеты, которые и будут разрушать прекрасные здания, которые создают архитекторы.

Мустафа изобразил на лице чрезвычайное удивление.

– Как, разве ты инженер?

– Нет, я чертежница, но я много значу для авиаконструкторов. Я – их главный помощник.

Голубич видел, что Изабель преодолела внутренний барьер и теперь готова рассказать все, что она знает о своей сверхсекретной работе. Он просто взял ее руки в свои и поднес их к губам.

– Да, мы с Жюль помогаем делать то, что потом будет убивать. Сейчас я поняла это совершенно отчетливо. Но что мне делать? Я не могу бросить эту работу. Мне так хорошо платят, что я содержу всю семью. Что мне делать, подскажи мне? Ты такой умный, ты так много видел и пережил.

Мустафа очень осторожно объяснил прильнувшей к нему женщине, что многое зависит от того, в чьих руках будет оружие. В руках агрессора – это оружие, несущее смерть мирным людям. В руках борющихся с агрессором стран – это средство спасти мирных людей. К агрессорам он определенно отнес Германию, рассказав то, что он видел в Берлине во время еврейских погромов. К противникам фашистов он отнес Францию и Англию, и, после некоторого колебания, Советский Союз.

– Мне очень жаль, но к агрессорам я обязан отнести и мою любимую Италию.

Фашист Муссолини одурачил моих миролюбивых и жизнерадостных соотечественников.

– А можно как-нибудь остановить войну? Помешать ей?

– Я думаю, что агрессора может остановить только сила. Если они будут знать, что их противник обладает мощным оборонительным оружием, то они поостерегутся начинать бойню.

– Как бы я хотела, чем-нибудь помочь тем, кого ты называешь антифашистами. Но чем и как?

Для Голубича прямой ответ на эти вопросы представлял большую опасность, поэтому он ограничился примером людей, которые добровольно вступили в ряды испанской революционной армии или, как Эрнест Хемингуэй, в качестве журналистов писали правду о гражданской войне. На прощание он пообещал поговорить со своими друзьями из университета. Крепко поцеловав Изабель, он попросил ее ни с кем не делиться этим разговором.