Борис Пономарев - Мустафа Голубич – тайный агент Сталина

– Я не могу вам точно сказать, товарищи, но вы понимаете, что руководство Коминтерна всегда руководствуется указаниями товарища Сталина. Итак, вашей группе будет придана еще небольшая группа профессионалов, которым мы не можем отказать в участии в операции. Запомните их имена: Мартинес, Альварес и Хименес. Они заслужили эту честь. Встречаемся в условленном месте.

В ночь с 23 на 24-е мая 1940 года к дому-крепости Троцкого бесшумно подкатили четыре автомашины. Выскочившие из них люди, одетые в военную и полицейскую форму, мгновенно оказались у стен здания.

Сикейрос, одетый в мундир майора, постучал в дверь.

– Кто там? – спросил охранник Роберт Шелдон Харт.

– Открывай, Амур, это я, – ответил Сикейрос.

Харт приоткрыл дверь, куда мгновенно проникли нападающие. Они сразу же открыли бешеный огонь из автоматов. Кто-то бросил гранату в сторону караульного помещения.

– Нужно все-таки проверить спальную комнату! – крикнул Сикейрос.

– Я сделаю это.

Человек в маске, фигурой и голосом похожий на Григуловича, исчез в проеме двери. Остановившись около двери в спальню, он буквально поливает смертельным огнем две кровати.

– Уходим, уходим! – снова кричит Сикейрос. – Амур, ты уходишь с нами. Тебе нельзя оставаться.

Группа бросается к выходу.

В доме наступает тишина, которую нарушает детский голос.

– Дедушка, дедушка, где ты?

– Боже мой! Они захватили Севу! – в ужасе кричит Троцкий, оставаясь лежать под кроватью. Его жена вскакивает на ноги и бросается в комнату внука, охваченную огнем. Мальчик же в это время выскочил во двор и побежал в сторону караулки, волоча раненную ногу.

Машина въезжает во двор виллы и останавливается около высоких деревьев. Из неё выходит один из братьев Ареналь и охранник Троцкого Харт. В машине Сикейрос, уже снявший накладную бороду, и Григулевич.

– Его нельзя оставлять. Он видел меня, – нервно говорит последний.

– Я просил тебя одеть маску. Вот теперь сам и решай свою проблему.

– Может быть, ты поможешь мне. Мне как-то не по себе.

– Нет уж, друг. С меня хватить и тех в доме. Там, кажется, кричал ребенок.

Григулевич чертыхнулся и вылез из машины. Затем он обошел её сзади и оказался за спиной Харта.

– А ты, товарищ, молодец. Без тебя мы бы провозились с воротами. Да и шуму лишнего бы наделали, – похвалил Харта Ареналь. Тот не успел ответить. Григулевич выстрелил Харту в затылок.

– Ты что, с ума сошел?! – закричал Ареналь. – Это же наш товарищ!

– Я не имею право оставлять его в живых. Он видел нас всех. Мы не можем оставлять такого свидетеля, мы слишком мало его знаем. И потом, где мы будем его прятать и как вывозить из страны?

– Боже мой, – прошептал Ареналь, – вот так легко застрелить своего же.

– Если тебе когда-нибудь понадобится убить меня ради общего дела, пожалуйста, сделай это не задумываясь. Он – еще один безымянный герой и жертва мировой революции.

На вилле, где Голубич встречался с Фридой Кало, он сам и Карлос Контрерас. Он же итальянский коммунист Витторио Видали. Мустафа раздраженно отбрасывает газету.

– Они провалили все дело. Ты только послушай, о чем пишет газета. Эти неумехи выпустили по трем комнатам более двухсот пуль и практически не попали ни в одного человека. Только одна пуля оцарапала кожу на ноге у внука «Утки».

– А я, между прочим, если ты помнишь, говорил, что нельзя поручать это дело художнику.

– Нам нужен был в деле известный в Мексике человек. Но ведь он был не один. А где были испанцы. Что-что, но стрелять-то они должны уметь. Черт! Теперь «Тому» предстоит держать ответ перед центром.

Дом Троцкого. Один из охранников прибивает к его стене доску, на которой написано: «В память Роберта Шелдона Харта, 1915–1940, убитого Сталиным».

Кабинет Сталина. Докладывает Берия. Он бледен и явно расстроен:

– «Том» доносит о неудаче, товарищ Сталин. 24 мая 1940 года произведено нападение на дом Троцкого в Мехико. Наиболее полно обстоятельства освещает американская газета «Уорлд Телеграф». По существу происшедшего нами получено из Америки донесение нашего человека. А именно:

а) О нашем несчастье Вы знаете из газет подробно. Отчет Вам будет дан, когда я или «Филипе» выберемся из страны.

б) Пока все люди целы и часть уехала из страны.

в) Если не будет особых осложнений, через 2–3 недели приступим к исправлению ошибки, т. к. не все резервы исчерпаны.

г) Для окончания дела мне нужны еще 20–30 тыс. долларов, которые нужно срочно прислать.

д) Принимая целиком на себя вину за этот кошмарный провал, я готов по Вашему первому требованию выехать для получения положенного за такой провал наказания. 30 мая. Том».

Сталин, который все это время сидел за столом, с каменным лицом выслушивая донесение, при последних словах немного расслабился и поднялся из-за стола. Он молча прошелся по кабинету. Остановился около длинного стола под зеленым сукном и внимательно посмотрел на застывших Берию и Судоплатова.

– А где сейчас этот Эйтингон?

– Он уже в Москве, товарищ Сталин. Мы прорабатываем план «Мать».

– Хорошее название для плана. Прямо как у Максима Горького. Мне понравилась прямота товарища Эйтингона. Это большевистская прямота. Он честно признает свою вину и готов исправить ошибку. Это тоже по-большевистски. Я вот что думаю, а давайте-ка мы предоставим товарищу Эйтингону полную самостоятельность в принятии решений на месте. Не будем от него требовать согласования с центром всяческих мелочей и деталей. Пусть он сам подберет нужных людей. Если ему нужна будет помощь, мы ему её немедленно окажем. А что касается денег, то не надо скупиться на такое благородное и нужное для страны дело. Дайте ему не тридцать тысяч, а триста тысяч долларов. Я думаю, это будет правильно.

Знакомая вилла в Мехико. Голубич в дверях приветствует красивого молодого человека.

– Добрый день, друг Бабич. Или сейчас вы уже Фрэнк Джексон? Я лучше буду называть вас Фрэнком. Про Бабича я знаю, потому, что сам добывал вам подлинный югославский паспорт. Я – Филипе, помощник Пабло. В ближайшие дни вам лучше не встречаться с ним. Скажите, вы готовы выполнить поручение центра?

– Да. Я уже говорил Пабло, что не изменю данного слова. Я хорошо понимаю, какое это ответственное и почетное задание.

– Хорошо, Фрэнк. Я очень рад. Ты достойный сын своей матери. Запоминай. Операцию назначили на 20 августа. Твоя знакомая Сильвия уехала, это хорошо – она не будет тебе мешать. Пабло и мать будут ждать тебя в ста метрах от дома в разных машинах. Выйдя из дома, ты можешь бежать или налево – к машине матери, или направо – к машине Пабло. Второе – предпочтительней. Пабло будет спокойней, чем мать. Быстро уезжайте, а остальное мы возьмем на себя. Удачи тебе, Рамон. До свиданья.