Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

– То, что ты затеял, напугало бы и смельчака.

– Я бегло говорю по-турецки, молюсь, как муэдзин, кто же заподозрит во мне христианина с письмом к султану? Ты ведь знаешь, в Константинополе полно моих соотечественников.

– И в гаремах тоже, – заметил Никола. – Вам там отдают предпочтение и считают самыми убежденными мусульманами.

– Нет, Албания еще не вся принадлежит туркам, – ответил Мико. – Пусть только явятся к нам в горы, и тогда посмотрим, как Полумесяц поднимет над нашими вершинами свой флаг.

– Эй, смотри! Там свет!

– Сигнальные огни эскадры паши?

– Наверное, – отозвался Никола, который снова встал, чтобы осмотреть берег.

– А как же твое убежище? – спросил Мико, готовясь постепенно спустить латинский парус.

– Подожди пока.

Каик на большой скорости прошел три-четыре мили, потом грек направил его к берегу, где виднелись нагромождения скал. За ними, похоже, был крутой изгиб берега, поскольку оттуда долетал громкий шум прибоя.

– Вот и мое убежище, – сказал Никола. – Там наверху есть несколько пещер, где христиане прятались от турецких сабель. Отсюда до рейда Кандии не более двух миль, и скал, похожих на эти, на берегу больше нет. Сумеешь найти это место и меня забрать?

– Не ошибусь, приятель, – ответил албанец. – Как только вручу письмо, если паша меня потом не повесит, брошу здесь якорь, обещаю тебе.

– В последний раз тебя предупреждаю: даже не пытайся вызволить сына Дамасского Льва. Погибнешь и никому не будешь нужен. Мы позаботимся о том, как вырвать его из когтей хусифской тигрицы.

Он взял узел с продуктами, закинул за плечи аркебузу и, удостоверившись, что ятаган на месте, спрыгнул на берег.

– Уходи сразу, – сказал он албанцу. – С тех пор как пришли эти мусульманские псы, в Кандии полно шпионов.

– Доброй ночи, Никола, и да пошлет нам Господь удачу.

Одним ударом весла албанец отчалил от берега, поставил парус по ветру и быстро растворился во мраке. Грек проводил его глазами, пока тот не скрылся, и полез вверх по скале к хорошо известной ему пещере. Скала была не очень крутая, и через несколько минут он оказался уже на пятидесятиметровой высоте. Немного побродив среди камней, он остановился перед широким темным проемом.

– Ну вот и моя комната. А как там шлюпка?

Он обернулся и посмотрел на море, но каик, как мы сказали, уже исчез из виду.

– Безумная затея. Ну и смельчак этот албанец.

Не успел он это сказать, как почувствовал, что его крепко схватили за плечи, и услышал хриплый крик в два голоса:

– Ага! Попался, христианский пес!..

Нападение было так внезапно, что грек даже не успел ни скинуть с плеча аркебузу, чтобы действовать ею как дубиной, поскольку фитиль был погашен, ни вытащить из-за пояса ятаган.

Это были двое матросов из флота паши, которые выскочили из пещеры, набросились на Николу и схватили его за руки.

– Ты что здесь делал, грязный пес? – спросил тот, что постарше, бородач весьма свирепого вида.

Турки разоружили его и принялись трясти, крепко держа за руки.

– Никакой я не христианин, видите, я говорю по-турецки, как вы, – с готовностью отвечал Никола.

– Ну да, все так говорят, чтобы спасти свою шкуру, – с ухмылкой сказал бородач. – Так мы тебе и поверили.

– Я до последних дней служил паше, был одним из мастеров на флагманской галере.

Одним ударом весла албанец отчалил от берега, поставил парус по ветру и быстро растворился во мраке.

Оба турка, сжимая в руках сверкающие ятаганы и ощупывая пояса с торчащими из-за них пистолетами, разразились хохотом.

– Грязная свинья! – рявкнул бородач. – Пытаешься нас надуть? Мы не из тех, кто бросает пойманную добычу, правда, Китаб?

– Конечно, – ответил второй, – христиане – добыча скудная, они и цехина не стоят.

– Что вы от меня хотите? – спросил грек, даже не пытаясь сопротивляться.

– Что мы хотим! – заорал бородач. – Ах!.. Ах!.. Ты видал таких дураков, Китаб?

– Не-а.

– Я тоже. Господин мастер паши, окажите любезность, отдайте нам свою шкуру. Головы критян идут по цехину за штуку. А на цехин бедный матрос может неделю угощаться кипрским вином, как султан.

– И где же это их скупают? – с иронией спросил Никола.

– На флагманской галере.

– В таком случае, когда паша увидит мою голову и узнает меня, он велит посадить вас на кол.

– Полегче, матрос недоделанный, ты, небось, и на галеру-то никогда не поднимался. Мы еще посмотрим, останется ли голова, которую мы принесем паше, в таком же прекрасном виде. Ладно, паршивый христианин, ты нам порядком надоел, время тебе приготовиться к смерти. Верно, Китар?

– Клянусь бородой пророка! Я не желаю потерять свой цехин.

– Как нам с ним расправиться?

– Канальи! – крикнул грек, изо всех сил пытаясь вывернуться у них из рук.

– Есть идея, – сказал Китаб. – Я ни разу не видел, как взрывается христианская тыква.

– И что? – недоуменно спросил бородач.

– Мы дадим ему в каждую руку по пистолету и заставим его застрелиться. Голова останется христианской, а вот лицо после двух выстрелов в упор станет неузнаваемым. А будет артачиться, зарубим его ятаганами.

– Нет, Китаб, мы привяжем его к якорю нашей шлюпки и тихо опустим в море. Вот увидишь, крабы быстро объедят ему башку.

– Ума у тебя, как у ангорского кота, – сказал Китаб. – Паша скажет, что мы выудили какого-то утопленника, и тогда прощайте, цехины.

– А ты говоришь прямо как Магомет, – сказал бородач. – Ну, тогда будем смотреть, как разлетаются христианские репы. Или ты думаешь, они остаются целыми?

– Нисколько в том не сомневаюсь.

– Даже после выстрелов наших пистолетов? Хочешь, поспорим на цехин?

– Идет.

– Тогда запалим фитили.

Они выпустили грека, который все равно не мог бы сбежать, стоя на самом краю скалы, и преспокойно стали готовить к бою оружие, словно речь шла о том, чтобы пристрелить бродячего пса.

– И что я должен сделать? – спросил Никола, увидев, как задымились фитили.

– Вышибить себе мозги, – сказал бородач. – Мы поспорили на твою голову, и ни я, ни мой приятель не собираемся проиграть. Закрой глаза и жми на курки!

– Давайте. Я все равно уже мертвец.

И двое лоботрясов со словами «Валяй, расшиби вдребезги свой христианский арбуз!» отдали ему пистолеты.

Прогремели два выстрела, и в то же мгновение раздался крик: кричали двое. Никола крепко сжимал два тяжелых пистолета, но, вместо того чтобы выстрелить себе в голову на потеху двум бандитам, отскочившим от него на три шага, открыл по ним огонь, выкрикнув при этом:

– Это я, придурки, полюбуюсь, как разлетятся ваши турецкие арбузы.