Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

– Гяуры уходят!.. Держи их!.. В погоню!..

Грозные всадники вскочили на коней и помчались в погоню, вопя во все горло и выкрикивая угрозы.

– Да пусть их, – сказал Домоко, скакавший во главе кавалькады. – У нас большое преимущество, да и венецианцы должны быть уже близко. Прикройте синьору, хотя она и так бьется лучше нас.

Все подвесили к седлам аркебузы, бесполезные во время бешеной скачки, и обнажили сабли, ятаганы и шпаги, более пригодные для такого боя.

Четверо критян и албанец поехали в арьергарде, к ним присоединился Дамасский Лев, который размахивал своей знаменитой шпагой и кричал туркам:

– А ну-ка, попробуйте взять сынов Креста, псы паршивые!.. Я отрекся от этого лжеца Магомета и больше к вашей религии не принадлежу! Я ваш враг!.. Попробуйте напасть на Дамасского Льва, если посмеете, и на Капитана Темпесту, которой восхищались все мусульмане в Фамагусте!..

Турки отвечали громкими криками, но не отваживались пришпоривать коней, справедливо полагая, что их слишком мало, чтобы атаковать Дамасского Льва, первую саблю ислама, и герцогиню, первую шпагу христианского мира. Однако преследование они не прекратили и время от времени, когда им это удавалось, выпускали пару стрел, впрочем безрезультатно. Кони беглецов лучше отдохнули, чем кони мусульман, и постепенно выигрывали время, все больше уходя от преследователей. Они почти стелились по земле, как птицы, перелетали над шпалерами, галопом взлетали на холмы и с огромной скоростью виртуозно спускались.

Турки отвечали громкими криками, но не отваживались пришпоривать коней…

Дамасский Лев догнал Домоко, который приглядывал за конем герцогини, готовый в любую минуту его удержать.

– Долго еще? – спросил он.

– Часа три, синьор, – ответил критянин.

– А наши кони продержатся, не потеряют дистанцию?

– Кони турок, синьор, устали больше наших и не смогут нас преследовать до самой Капсо, уверяю вас. И потом, мы должны встретиться с Николой.

– Если он обнаружил венецианцев все еще на якоре.

– Не пугайте меня, синьор. Если эскадра ушла, это означает смерть для всех нас, потому что чертовы турки, пока стоят на ногах, будут за нами гнаться, даже если их кони падут.

– Я знаю, – со вздохом отвечал Дамасский Лев.

Он обернулся, чтобы посмотреть на турок.

– Пока не догоняют.

– Может, и не догонят. Но если этот сумасшедший галоп продолжится еще несколько часов, наши кони тоже начнут сдавать, синьор.

– Тогда возьмем аркебузы и станем отстреливаться, пока хватит пороха. Стрелы нам на таком расстоянии не страшны.

– Но они нас слишком превосходят числом.

– А мы опять начнем их выбивать. Об этом позаботится Мико, он редко промахивается.

Впереди показался еще холм, покрытый чахлым кустарником.

– А его нельзя объехать? – спросила герцогиня. – Кони начинают уставать, это становится заметным.

– Это невозможно, синьора, – отвечал критянин. – Там по обе стороны обрывы и…

Он вдруг замолчал и прислушался.

– Что там такое, Домоко? – спросил Дамасский Лев, тоже заметив, что кони быстро теряют силы на подъеме.

– Мне показалось, я слышу звук трубы.

– Ты не ослышался?

– Нет, синьор.

– Труба турецкая или венецианская? Они звучат слишком по-разному, чтобы их спутать. Может, это Никола с моряками?

– Послушайте сами, синьор.

Хотя измученные кони, задыхаясь, хрипели на подъеме и звонко цокали копытами по камням, беглецы все же услышали резкий звук трубы, шедший, казалось, откуда-то сверху. И тут же все разом громко вскрикнули:

– Это венецианцы!.. Вперед!.. Вперед!.. Не жалейте коней!..

Турки, должно быть, тоже услышали трубу, отличавшуюся по звуку от их хрипловатых военных труб, и начали замедлять движение.

– Мулей, – спросила герцогиня, – неужели нам так повезло? Мой арабский полукровка совсем сдал после долгих голодовок и вот-вот падет.

– Я отдам тебе коня, Элеонора.

– О!.. Ни за что!

– Я тебя силой сниму с седла.

– Он пока держится.

Воздух разорвал третий сигнал трубы, еще более резкий и близкий, и все увидели, как на вершине холма показались венецианские моряки. Всадник среди них был только один: Никола. Сверху раздалась его точная, сухая команда:

– Огонь!

Пятьдесят аркебуз дали оглушительный залп, раскатившийся по обрывам и ущельям, и на испуганных турок посыпался свинцовый град. Больше десяти всадников вместе с конями полетели вверх ногами. Остальные, увидев, что на крутом подъеме, на измученных лошадях они не смогут атаковать такие силы, развернулись, яростно пришпорили коней и унеслись прочь, быстро скрывшись за виноградными шпалерами. Венецианцы остановились, чтобы перезарядить аркебузы, готовясь дать еще залп, а грек быстро спрыгнул со своего белого скакуна и приветственно замахал руками.

– Ты спас нам жизнь, – сказала герцогиня, подъехав к нему.

– Нет, синьора, – ответил храбрец, – я просто выполнял свой долг. Я вдвойне рад, что встретил вас, адмирал готовится отплыть в Мессину, где его ожидают союзники. Говорю вам, мы дадим наконец решающий бой и пошлем ко всем чертям турецкое морское владычество!

– А Кандия? – с тревогой спросил Дамасский Лев.

– Не думайте об этом, синьор. Венецианская республика Кандию потеряла, и, к нашему прискорбию, это будет не последняя потеря. Что, весь патруль разбежался?

– Он почти весь уничтожен, – отозвался Мико. – А что, по-твоему, они должны делать? Вскочить на мертвых коней? Или Магомет бы их воскресил? Его больше интересуют гурии, чем солдаты.

– Поехали, – сказал грек. – Венецианцы торопятся поднять паруса. Пристрелите лошадей, если надо.

– Теперь, когда за ними нет погони, они дойдут до бухты, – сказал Дамасский Лев.

Дальше они поехали шагом, медленно поднимаясь на холм под громкие крики венецианцев, питавших особую симпатию к герцогине и ее супругу и помнивших их героизм при обороне Фамагусты. А вдали те немногие турки, которым удалось уйти от смертоубийства, если это можно так назвать, удирали галопом, и никто больше не кричал: «Смерть гяурам!.. Гони их!..»

Им крепко досталось от христиан, и они не решились ни на одну из своих знаменитых отчаянных атак, которыми так славились и в которых они тысячами и тысячами гибли по приказу султана под стенами несчастной Кандии, теперь уже неспособной обороняться.

Беглецы поравнялись с венецианцами, неимоверным усилием преодолевшими все расстояние пешком, поскольку у эскадры не было ни одного коня. И потом все вместе, не спеша, смеясь и переговариваясь, они спустились по другому склону холма, любуясь волшебным зрелищем моря, освещенного первыми лучами солнца, столь дорогого сердцу любого старого моряка.