Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

– Что ты такое говоришь?

Вместо ответа Пепи взял плетку с золотым плетением, символ царской власти, и хлопнул ею. Одна из многочисленных дверей зала открылась, в нее вошел старик и низко склонился перед царем.

– Ты придворный бальзамировщик, верно? – спросил его Пепи, глядя на Миринри.

– Да, государь, – ответил старик.

– Открой вон то окно.

– Что ты такое говоришь? – крикнул Миринри, видимо очнувшись от долгого сна и почуяв опасность.

– Полюбуйся на своих сторонников, – с печальной улыбкой произнес Пепи. – Вот они!

Юноша бросился к открытому окну, и у него вырвался крик ужаса. В просторном дворе сидели на земле человек пятьсот-шестьсот, у которых были отрублены руки и сквозь повязки на культях проступала кровь. Впереди всех, возле огромной кучи отрубленных рук, Миринри увидел Ату.

– Несчастный! – вскрикнул Миринри, отпрянув от окна.

– На что тебе теперь нужны такие сторонники? Они ведь даже не могут держать оружие! – с издевкой спросил Пепи. – Чтобы убрать их с поля боя, будет достаточно десяти моих лучников.

Вряд ли Миринри его услышал. Расширенными от ужаса глазами он глядел на несчастных, на которых рассчитывал, чтобы свергнуть узурпатора и вернуть себе трон, принадлежавший ему по праву.

– Все оборвалось внутри, – сказал он осипшим голосом. – Великая мечта умерла. – Потом, порывисто обернувшись к царю, спросил: – Что ты собираешься сделать со мной? Не забывай, что я тоже Сын Солнца, а мой отец был одним из самых великих правителей Египта.

– Сначала выслушаем бальзамировщика, – с улыбкой ответил Пепи. – Посмотрим, что он будет делать с твоим телом.

Миринри, у которого после жуткого зрелища, наверное, слегка помутился разум, впал в странный ступор и переводил глаза с Пепи на придворного бальзамировщика, явно не понимая, что имел в виду властитель.

А тот с усмешкой смотрел на юношу, стараясь понять, какое впечатление произвели на царевича сказанные слова. Увидев, что Миринри застыл на месте, словно молнией пораженный, Пепи продолжал:

– Давай послушаем, что скажет бальзамировщик.

– Бальзамировщик! – вскрикнул Миринри, словно очнувшись. – А ему-то что за дело до моего предназначения?

– До какого такого предназначения?

– До моего.

– И что это за предназначение? Интересно было бы узнать.

– Я должен отвоевать трон моего отца.

– Да кто тебе это предсказал?

– Небо, земля и одна колдунья.

– Что за чушь!

– Нет, не чушь: когда я вышел из детского возраста, на небе появилась хвостатая звезда; когда я приложил ухо к статуе Мемнона, камень начал потрескивать и долго не утихал; когда я взял в руки цветок возрождения, хранящийся в пирамиде моего отца, его лепестки раскрылись. Когда же я встретил девушку, умеющую предсказывать судьбу, она мне предрекла, что я взойду на трон моих предков. Эту девушку звали Нефер!

– Нефер! – в ужасе вскричал Пепи. – Небо, цветок, Мемнон и эта девчонка!

Теперь уже казалось, что не Миринри поразила молния. Теперь могущественный властитель Египта с невыразимым ужасом смотрел на юношу.

– Нефер! – повторил он и, резко повернувшись к бальзамировщику, бросил в гневе: – Ты слышал?

– Да, государь.

– Ты ведь искусен в своем ремесле?

– Думаю, да.

– Как положено бальзамировать царевичей? Я никогда не знал подробностей. Объясни и имей в виду, что речь идет о человеке из божественного рода.

– Ты желаешь богатое, полное бальзамирование, государь?

– Самое дорогое, чтобы мумия сохранялась долгие века, а лучше всего – до конца времен.

– Те, что были набальзамированы этим способом, лежат вот уже двадцать веков без всяких признаков порчи, следовательно, ты можешь быть уверен, что операция, которую я произведу, будет великолепна.

Прислонившись к одной из колонн, Миринри слушал, но смысл до него не доходил.

– Говори и объясни подробнее.

– Прежде всего изогнутым ножом мы кусочек за кусочком удаляем мозг умершего, затем уничтожаем его последние частицы с помощью особых снадобий, рецепт которых знаем только мы.

– Продолжай, – сказал Пепи.

– Изъяв мозг (а мозг портится быстрее всего, и из-за этого бальзамирование может не удаться), мы делаем на теле боковой надрез острым камнем, из тех, что поставляют нам эфиопы, ибо больше нигде таких нет, и через этот надрез извлекаем кишки, моем их в пальмовом вине и помещаем в растертые пряности.

– Да уж, занятие невеселое, – сказал фараон, не сводя глаз с Миринри.

– Затем мы заполняем живот чистым толченым миро, корицей и другими пряностями, однако полностью исключаем ладан, который может все испортить.

– Ах! – вставил царь.

– Потом мы зашиваем надрез и помещаем тело в соль, покрыв его разными сортами природных щелочей, и оставляем на шестьдесят суток. После чего моем и запеленываем в льняные пелена, пропитанные гуммиарабиком. И процедура закончена. В таком виде тело может не бояться времени.

– Так ты возьмешь на себя бальзамирование твоим способом тело…

– Чье? – удивленно спросил старик.

– А вот этого юноши, когда он умрет, – сказал Пепи, ткнув пальцем в сторону Миринри. – Чтоб потом не жаловался, что я не был щедр.

Юный фараон вздрогнул и отскочил от колонны, возле которой стоял.

– Мое!

– Твое. Когда ты умрешь в великом некрополе Мемфиса, этот человек берется набальзамировать тебя, как фараона, как твоего отца.

– Моего отца? Ах ты, подлец! Я бросил шакалам его мумию, ибо это был не он! Но тебя надо убить!

Гордый юноша вдруг прыгнул на Пепи, как лев на добычу, подмял его под себя и придавил к полу. Он уже собирался его придушить, но на громкий крик бальзамировщика все как одна двенадцать бронзовых дверей зала распахнулись, и вбежали пятьдесят царских гвардейцев в полном вооружении. Они набросились на Миринри, вопя на бегу:

– Спасайте царя!

Миринри услышал грохот и, поняв, что ему угрожает опасность, выпустил Пепи.

– Ага! Убить меня хотите! Так-то вы, презренные, принимаете сына великого Тети!

Он подскочил к ближайшему столу, схватил тяжелую бронзовую амфору с вином и, прислонившись к колонне, стал бестрепетно дожидаться нападения. Сейчас он походил на молодого рычащего льва, готового укусить или растерзать когтями.

– Взять живым! – хрипло рявкнул Пепи.

Первый же солдат, попытавшийся схватить Миринри, упал с размозженной головой. Тяжелая амфора опустилась на него, как дубина, и смерть его была мгновенной. Второй солдат, третий, а за ним и четвертый попытались свалить Миринри, но он, как дикий зверь с железной мускулатурой, уложил их всех возле колонны.

Сын пустыни виртуозно управлялся с амфорой, и она представляла для гвардейцев немалую опасность. Тогда они, побросав секиры и мечи, все разом набросились на него. Давления такой массы тел он не выдержал и, изрядно тряхнув гроздь висевших на нем солдат, упал на колени. Он попался! Вокруг него обмотали два жестких ремня, и десять рук так крепко его связали, что он не мог пошевелиться.