Владимир Череванский - Любовь под боевым огнем

– По официальным источникам петербургских канцелярий, – отвечал мистер Холлидей, – бывший афганский эмир пренебрег гостеприимством России и возвратился обратно в Кабул с намерением изгнать своего преемника…

– На эту авантюру О’Донован устанавливает несколько иной взгляд. Вот что он пишет в своей памятной книжке: «С потерей престола в Кабуле эмир бежал в русский Туркестан, где и был принят на пенсию в две тысячи фунтов. Здесь он поселился до первой возможности поднять при помощи России смуту в Кабуле. Время это настало. Азиатским генералам России очень важно отвлечь внимание нашего индийского правительства от туркменских дел, и вот они посоветовали Абдурахману выступить вновь на политическую арену. Строго соблюдая нейтралитет, они отказали ему в оружии, но дали понять, что за воротами Самарканда он может найти телегу с патронами и револьверами…» Пожалуйста, воспользуйтесь этими сведениями в своей записке о современном положении России на границе Персии. Здесь есть к тому же хорошие сведения о числе войск закаспийского отряда и прекрасная обрисовка личности командующего войсками: «Этот генерал в состоянии сделаться глухим и слепым даже в то время, когда ему прикажут остановиться и не идти дальше».

– Совершенно верная характеристика, – подтвердил мистер Холлидей.

– «Он мечтает пройти весь путь Александра Македонского, поэтому английские инженеры должны немедленно принять Герат под свою опеку, а казначейство Индии должно наполнить пустоту кабульской кассы. Абдурахман не побрезгует получать содержание из казначейств друзей и недругов хотя бы для доказательства, что афганцы составляют только разновидность еврейского племени».

– Здесь есть также интересная заметка насчет какого-то Якубки.

– «С каждым днем мой переводчик Якубка делается нахальнее. Изгибаясь перед русскими, он за их спиной потрясает кинжалом. Если он не обокрал меня, то потому только, что у меня нечего украсть…»

– А что, если этот Якубка и товарищ сардара одно и то же лицо? В каком мы очутимся смешном положении?

Мистер Холлидей не успел ответить на этот вопрос, как послышались удары в дверь.

– Что вам, Джеймс?

– Его превосходительство господин русский посланник просит уделить ему пять минут для конференции.

– Мистер Холлидей, потрудитесь встретить его превосходительство! По всей вероятности, он коснется туркменских дел и бегства Абдурахмана…

Наружность русского посланника представляла собою тип человека с беспрерывным оборотом умственного механизма. Постоянное напряжение мысли и труда придавало ему выражение сухости и неподатливости к дипломатическим излиянием. На этот раз, однако, он старался казаться общительнее и поэтому заговорил с сэром Томсоном о прекрасных качествах английской резиденции и о появлении на базарах новоявленного пророка шиитов. Разумеется, оба дипломата чувствовали, что вся эта прелюдия была только приятным излишеством.

– Полагаю, ваше превосходительство, что Россия была рада избавиться от лишнего пенсионера? – подступил сэр Томсон с британской прямотою к злобе дня.

– Вы говорите о бегстве Абдурахман-хана? – спросил с не меньшей прямотой русский посланник. – Но согласитесь, дорогой сэр, что его поступок легко объясним. Грустному положению политического изгнанника всегда отрадно предпочесть престол, хотя бы и в Кабуле.

– К сожалению, эти авантюры соседних с нами деспотов нарушают свободное развитие азиатских народностей. Бегство Абдурахмана может вызвать, например, необходимость установить между Индией и азиатской Россией нейтральную зону.

– О, миролюбивое настроение моего правительства, несомненно, пойдет навстречу справедливому желанию Англии!

– И укажет прежде всего командующему войсками в Туркмении ту черту, перед которой он должен будет остановить свой корпус. Надеюсь, он не последует традициям своих предшественников и не станет, вопреки приказаниям Петербурга, отыскивать так называемую естественную границу Азии.

– Всему причиной – исторический рок.

– Ваши доказательства, как и всегда, превосходны, но согласитесь, что движение за пределы Ахал-Теке нарушит до некоторой степени интересы…

– Чьи, достоуважаемый сэр?

– Персии.

– О, с этой стороны справедливость вполне обеспечена. Обуздание текинских племен доставит большое удовольствие всем их соседям. Так смотрит на это дело и Сапех-салар-азам, который охотно дал разрешение заготовить в Хорасане пшеницу и фураж для нашего отряда.

– Вы уже получили это разрешение?

– Формальное, сэр, формальное. Теперь всякое препятствие нашим агентам будет не соответствовать видам обоих дружественных правительств – русского и персидского.

– Могу только приветствовать ваши успехи.

– А то чистосердечие, с которым я всегда переступаю ваш порог, обязывает меня предупредить вас, что Катты-Тюра собирается бежать из Индии в Бухару и предъявить свое право на престол, обеспеченный нами за Музафар-эд-Дином. Согласитесь, сэр, что в Бухаре могут возникнуть волнения, и поэтому авантюра Катты-Тюры не будет одобрена моим правительством.

– Но, дорогой коллега, вы знаете, как неблагодарны павшие азиатские властители. Претенденту на бухарский престол легко пренебречь нашим гостеприимством, имея перед собою свежий пример в поступке Абдурахман-хана – с тою разницей, что он не найдет на дороге из Пешавара в Бухару ни одного ящика с оружием и патронами.

– Впрочем, Катты-Тюре мы придаем менее значения, нежели Искандер-хану, которого вы приняли, простите, дорогой сэр, после бегства его из России…

– Но вы чествовали в это время магараджу, скрывшегося из Раджпутана.

Совершенно дружеские частные отношения, существовавшие между русской и английской резиденциями, не мешали их представителям давать друг другу тонкие предостережения.

После свидания с русским дипломатом сэр Томсон всегда ощущал политического свойства оскомину. Так и теперь: разрешение шахиншаха на устройство продовольственной базы в Персии было удачным ходом русской политики и невольно возбуждало в уме английского дипломата соображения, как удобнее парализовать результаты этого успеха.

«Не пустить ли на базарах слух о возможности нечаянного нападения России на Персию? Не послать ли дамам принца Рукн-уд-доуле по кашемировому платку? Не поднять ли на ноги софтов и улемов?..»

Необходимо было посоветоваться с мистером Холлидеем, так хорошо изучившим нравы и обычаи Тегерана и его канцелярий.

– Физиономия русского посланника удивительно приспособлена к тому, чтобы вносить с собою мрак и меланхолию, – жаловался сэр Томсон. – Но это не мешает ему устраивать крупные дела. Он организует в Хорасане русский интендантский склад.