Владимир Череванский - Любовь под боевым огнем

– Слава Аллаху, мы честные мусульмане, и наши верблюды и бараны не занимаются волшебством, – ответил на это требование Ораз-Мамет-хан. – Они ходят на своих ногах и вовсе не умеют прыгать через стены.

Ханум приветствовала этот умный ответ приятным взмахом нагайки.

– Притом же если мы запрем ворота, то как войдут в крепость наши друзья? – спросил Хазрет-Кули-хан. – Ведь мы не такие невежи, чтобы, позвав гостей, повесить замок на двери.

Уколы сыпались на мистера Холлидея один за другим.

– Ваш холм командует всей окрестностью. На его верхушке и ребрах нужно поставить сильные батареи.

– Мы поставим лучшие из тех пушек, которые идут к нам от друзей инглези, – сказал сдержанный до настоящей минуты сардар, которому надоели уже учительские наставления мистера Холлидея. – Рассчитывая на милость Аллаха, мы полагаем, что пушки их не останутся на краю света?

Ирония сардара вызвала общее одобрение, а Улькан-хатун даже икнула от удовольствия, точно вкус ее был услажден чашкой вкусного пилава.

– Но ведь пушки королевы могут и опоздать!

Якуб-бай подумал и отказался перевести это сообщение патрона.

– Так не нужно говорить, так они рассердятся.

– Ну хорошо, не переводи, – разрешил мистер Холлидей. – Но вот зачем у них тут мельница? Нужно разрушить ее до основания.

– Благодарим за совет, – ответил Мурад-хан. – Если нам не нужно мельницы, то, следовательно, наши друзья будут доставлять нам молотую пшеницу. Это хорошо.

– А может быть, и готовые чуреки? – дополнила ханум.

Объезд вокруг крепости потребовал нескольких часов. При входе в главный проход сардар был встречен военным оркестром, в котором почетная роль принадлежала длинной медной трубе иерихонского типа. Впрочем, волны восторженных приветствий заглушали хрипоту и завывание доморощенных дударей.

Такого бивака, какой тогда был собран в стенах Геок-Тепе, не видел мир и никогда больше не увидит. Все Ахала стеклось к подножию Голубого Холма. Где быть женщинам и детям Теке во время войны с русскими? На подобный вопрос не могло быть иного ответа, как только – в крепости, вместе с отцами, мужьями и братьями. Ханум подняла бы восстание женщин, если бы кто вздумал оставить семейства Теке за крепостной стеной. Разве они враги своей родине? Разве мужчины не будут более храбры перед глазами маленьких детей? Не старухам ли указано самим Аллахом заговаривать кровь и делать пластыри? Разве джигиты, вместо того чтобы рубить головы врагам, будут печь чуреки и варить шурпу?

И вот на громадной крепостной площади уставились одиннадцать тысяч кибиток, не считая запасных для Мерв-Теке, которые, слава богу, не инглези и, разумеется, придут на помощь своим братьям. Кто желает помочь другу, тому нет надобности ходить вокруг света!

На первое время в размещении кибиток не было строгого порядка. Какой же ум мог догадаться, где сядут русские и где будет более безопасное от них место.

– Русскому сардару нельзя будет окружить всю крепость, он выберет одно место, где и засядет, подобно барсуку в норе. Вернее же всего он облюбует юго-восточный угол, где разветвляется река Секиз-Яб. В таком случае под защитой восточной стены нужно устроить все становище.

Так сообразил сардар и отдал приказ населению рыть вдоль восточной стены, у самой ее подошвы, подземные жилища.

Трудно было также четверовластию установить на первое время порядок в среде гарнизона, состоявшего из пятидесяти тысяч мужчин, женщин и детей. Говорят, что есть на свете люди, которые могут изобразить на куске бумаги целую страну, но где же им изобразить все племя Теке, собравшееся в одну крепость?!

Кто изобразит эту древнюю старуху, которая так тщательно заматывает что-то в клубок шерсти и, потряхивая седыми космами, заливается в причитаниях, прерываемых по временам проклятиями? Она прячет туда серебряный медальон. Хотя он и грубой работы, и с простыми камнями из яшмы, но старухе дорога эта святыня! Она рассчитывает, что на дрянной клубок шерсти гяуры не обратят жадного внимания.

Возле кибитки ханум только что умер старый боевой текинец. Увы! Ему не суждено прибавить зазубрину к своей шашке. По числу же их можно было судить о числе персидских голов, упавших к ногам покойного батыря.

В другое время насмешками и презрением наградили бы новобрачных, решившихся, вопреки строгому обычаю, на совместную жизнь. Не менее года следовало бы им жить в разных кибитках и даже в разных аулах, а теперь они не разлучаются… и никто не смеется над ними!

Сардар запретил в крепости держать животных, кроме назначенных для пищи, но у кого достало бы суровости оторвать этого мальчика от шеи его любимца жеребенка? Наконец, кто мог оторвать маленькую ханум от старого козла, служившего ей надежным аргамаком?

Несмотря на глубокую веру в предопределение и на суровый нравственный закал, женщины не могли удержаться от причитаний. Не было в них смысла, но, полные щемящей грусти, они тяжело ложились на сердце у храбрейших бойцов. Притом же стоило заголосить одной женщине, как начинало голосить все становище от стены Сычмаз до стены Баш-дашаяк. Подметив, что раздирательное душевное всхлипыванье вредно отражается на состоянии духа защитников крепости, сардар предложил слабодушным замолчать или уйти в пески.

Никто не ушел. Причитания прекратились.

В то время как города Мекка и Медина охотно принимали догматы Корана, пророку приходилось вести беспрерывные войны с номадами, корейшитами и гиссанидами, для вразумления их словом Писания. Прошли века, а эта рознь длится и поныне: оседлый мир правоверных фанатически верует в священное значение Корана, а кочевой очень слаб в познаниях веры. Кочевник беседует с Аллахом без посредства книги. Этой не осложненной душевной простотой пользуются целью толпы проходимцев, выбрасываемых в степь оренбургско-казанским мусульманством. Впрочем, наши политические устои в религиозном направлении мусульманства всегда были шатки и доходили до того, что в прошлом столетии воздвигались в Бухаре мечети на сборы с тамбовского мужика…

Не крепки были и сыны Теке в области книжной религии. Разумеется, у них, как и у всякого народа, есть свои святые, но они мало ценили в ту пору духовных отцов. У них был несомненный потомок пророка Керим-Берды-Ишан, но и к нему они обращались только перед смертью, когда каждому человеку хочется смести сор со своей дороги в дженнет. Прелести рая заманчивы и самому грубому сердцу.

Со стороны моря слышались уже отдаленные раскаты военной грозы, враг виднелся на самом пороге оазиса. Война для самозащиты против кяфиров – война священная. Один день ее будет зачтен в день трубного звука за двенадцать месяцев поста и молитвы.