Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. После урагана

— Если они все-таки пойдут, то непременно остановятся прямо вот здесь, — первым нарушил молчание Красников. — Ну и… пошлют кого-нибудь разведать.

— Да, это уж как водится, — откликнулся Обручев.

— Мне кажется, они пошлют Жупана.

— Почему ты так думаешь? — сощуренные глаза особиста уперлись в лицо Красникову.

— Потому что, если Жупан привел их в засаду, в его поведении проявится нечто настораживающее… Мне в Закавказье приходилось иметь дело с контрабандистами, они поступают именно так.

— А если ночью? Как они тогда определяют? — заинтересовался Обручев.

— По-видимому, они слишком хорошо знают своих людей, чтобы по каким-то малейшим отклонениям от нормы определить, в чем тут дело.

— Любопытно. Вообще-то я слыхал, что на Востоке психоанализу уделяется большое внимание. Только Жупан вряд ли придет. Если, разумеется, информация о Крыле, которую я получил в особом отделе округа, соответствует действительности.

— Что ты этим хочешь сказать?

— А то, что я не зря накормил Жупана пшенной кашей с нашей тушенкой. Крыль должен это учуять. Или кто-то из его окружения. И сделать из этого соответствующие выводы. А выводы, на мой взгляд, должны быть такими: москали на чем-то поймали Жупана, сумели его припугнуть или взяли на посулы, но они все-таки порядочные кретины, если накормили его тушенкой. А раз так, то засаду они устроят возле Мятицы, а на хуторе Степана Гарнюка если и оставят солдат, то немного. Крыль — человек хотя и крайне осторожный, но и весьма азартный. Говорят, недурно играет в шахматы и в Краковском университете был вторым… после одного еврея. Учёл я и то, что в его отряде начался развал, остановить который — или задержать — можно лишь хорошей встряской. При этом Крылю в сложившейся ситуации должно быть безразлично, удачным будет этот бой, или нет. Он считает, что инициатива за ним, а не за нами, москалями, хотя нам — по глупости нашей — кажется наоборот. Вот почему я думаю, что Жупана с ними не будет и что Крыль приведет сюда свою банду сегодня ночью. Всегда лучше действовать, когда что-то знаешь о противнике… Но это, повторяю, при условии, что Крыль действительно умный человек.

— А если он уйдет к границе? — в голосе Красникова снова послышалось так знакомое Обручеву отчуждение, которое он начал было преодолевать.

— Вести свою банду к границе ему не резон, — терпеливо принялся объяснять дальше Обручев. — Он, разумеется, может распустить ее, но психология кучности сыграет против него: возникнет конфликт, найдется человек, который в этой ситуации может перехватить инициативу и подмять Крыля под себя. А у них есть награбленные ценности, роспуск банды может вызвать на этот счет подозрения, что Крыль хочет присвоить их себе или разделить с немногими. Нет, не дав последнего боя, они не уйдут. Ты учти, что Крыль с сорокового года тянет эту лямку и просто не может перед уходом не хлопнуть дверью. Весь смысл их существования — месть, а она диктует свои законы.

— Но если Крыль действительно умен, он должен просчитать все варианты. Майор Ясельник говорил, что Крыль крайне подозрителен и еще ни разу не лез на рожон.

— Именно на подозрительность я и рассчитываю: она должна быть удовлетворена разоблачением Жупана. А от Жупана ниточка тянется к Степану Гарнюку. Как же он уйдет, оставив Гарнюка в живых? Вот тут-то азарт его и проявится. Он, между прочим, фаталист: верит в предсказание цыганки, что умрет в девяносто два года в постели, тихо и без мучений. Люди, которые любят помучить других, очень боятся испытать это на себе.

— И все же мне не нравится, как ты поступил с Жупаном, — нахмурился Красников и отбросил травинку. — Это непорядочно.

Обручев запрокинул голову и прижался затылком к коре дерева. Заговорил он не сразу, но голос его оставался все таким же спокойным и рассудительным.

— Ну, во-первых, у нас не было времени: мы и так задержали Жупана на целый час восемь минут. Во-вторых, чем детальнее мы стали бы прорабатывать его версию, тем больше бы он напутал, а результат предсказать я бы уже не взялся. Наконец, перед тем, как ехать сюда, я заглянул в ориентировку по банде Крыля. В ней собраны подробные описания их подвигов за несколько лет. В том числе и Жупана. Расстрел ему так и так обеспечен…

— Все равно: отдавать человека, который нам поверил, — это не по мне. Да и… Если бы они просто его расстреляли — еще куда ни шло. Они же из него ремней нарежут.

— Нарежут или не нарежут, а наше с тобой дело все равно джентльменским не назовешь… с лавровым листом или без оного.

— Это почему же? — вскинулся капитан Красников и весь напрягся в ожидании ответа.

Но Обручев принялся не спеша закуривать очередную папиросу. Он сидел к Красникову боком, тень от дуба падала на его лицо. Обручев всегда выбирал для себя такое положение, чтобы оставаться в тени, а собеседника подставить под свет лампы ли, солнца ли — не важно чего. Служба на границе дала Красникову кое-какой опыт, и он, понаблюдав за Обручевым, только сейчас пришел к окончательному выводу, что эта манера держаться не случайна, она выработана годами и уже сама по себе может наводить на определенные мысли. Разглядывая лицо Обручева, Красников заметил в нем что-то хищное, и как раз в полумраке, когда глянешь на это лицо со света и еще не различаешь детали, а только нечто общее.

Обручев размял папиросу, постучал мундштуком о портсигар, смял мундштук зубами, чиркнул зажигалкой, затянулся дымом.

— А ты, Андрюха, говорят, штрафниками на фронте командовал, — произнес он, не то спрашивая, не то утверждая, но не поворачивая головы.

— Нет, не штрафниками. Я, к твоему сведению, командовал ротой в отдельном штурмовом стрелковом батальоне. Слыхал о таких?

— Да что-то поговаривали такое… о штурмовых группах.

— Кто поговаривал?

— Немцы, Андрюха, немцы. У меня во время войны других собеседников не было. Со своими-то больше молчать приходилось.

— Штурмовые группы — это совсем другое. — Голос Красникова несколько помягчал. — Штурмовые группы, насколько я знаю, появились в Сталинграде. А штурмовые батальоны начали формироваться только в сорок третьем или сорок четвертом. И состояли почти сплошь из бывших офицеров, освобожденных из немецких концлагерей или оказавшихся на оккупированной территории. Сперва их направляли в фильтрационные лагеря НКВД, а уж потом — не всех, правда, — в штурмовые батальоны. Боевое крещение эти батальоны получили в сорок четвертом же у Рокоссовского, а в более широких масштабах — в сорок пятом у Жукова и Конева. Может и еще где. Задача нашего батальона — атаковать передовые позиции немцев за огненным валом…

— Ну и что?

— Что «ну и что»?

— Ну, командовал, ну, атаковали…