Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. После урагана

Капитан Красников не мог не оценить смелости и изобретательности этого человека: бандит дергал за хвост тигра, вполне сознавая, что стоит ему этого тигра раздразнить, и страшных когтей ему не миновать. Но всего этого могли не сообразить его солдаты, да и сам Красников не столько анализировал умом действия бандита, сколько каким-то седьмым-десятым чувством, выработанным годами войны и службы на границе.

Однако он напрасно переживал: никто не шевельнулся в дальнем углу, не издал ни единого звука, будто там никого и не было.

Бандит послушал-послушал немного, выругался, кряхтя поднялся на ноги и будто пропал, растворился в лунном свете. Через полминуты послышалась возня со стороны одной из двух дверей дота, которые были давно когда-то и неизвестно кем и зачем, привалены большими камнями да вдобавок еще и заперты на висячие амбарные замки. Бандит погремел замком, выругался. Через какое-то время те же звуки повторились и возле второй двери. Вот он снова появился перед амбразурами, потоптался немного, оглядываясь и прислушиваясь, вдруг сорвался с места и шумно кинулся бежать к перекрестку, петляя из стороны в сторону, словно что-то разглядел такое, какую-то оплошность, допущенную москалями, и теперь ожидал выстрела в спину.

Добежав до дороги и немного пробежав по ней к лесу, бандит резко остановился, постоял, прислушиваясь, негромко свистнул.

Прошла, быть может, еще минута, и вот из черного провала появились густые тени — одна, другая… пятая… Тени стали расти и сливаться, приближаясь к разведчику, достигли его, поглотили и свернули на дорогу, ведущую к хутору Степана Гарнюка.

Банда двигалась бесшумно, слегка раскачиваясь, словно плыла над поверхностью земли. Когда передний поравнялся с гранитным валуном обочь дороги, раздалась команда капитана Красникова:

— Свет!

Несколько ярких лучей света уперлись в тени с разных сторон, и стали видны заросшие лица, ремни и висящее на груди оружие. Вопреки ожиданию, бандиты не бросились врассыпную, их будто парализовала неожиданно открывшаяся засада. Скорее же всего, они были слишком опытны, чтобы предпринимать необдуманные поступки.

Капитан Обручев взял в руки мегафон и крикнул:

— Михайло Крыль и все остальные! Вы окружены! Приказываю сложить оружие! В противном случае будете уничтожены! Оружие складывайте там, где стоите, и по одному отходите на развилку! Руки держать на голове! Начали!

Но банда не шелохнулась. Люди стояли, будто их поразило столбняком.

Красников скомандовал:

— Предупредительный!

Телефонисты повторили приказ, и почти одновременно с двух сторон от дота поверх голов бандитов ударили пулеметы, и нити трасс вонзились в черноту леса.

Пулеметы, выпустив по десятку пуль, замолчали, и в наступившей тишине стало слышно, как что-то металлическое брякнуло о дорожную щебенку.

— Не стреляйте! — раздался с дороги крик. — Сдаемось!

Снова бряцание металла о металл, и первые бандиты, сцепив на затылке руки, побрели к развилке.

На дороге все делалось неспешно, люди медленно подходили к куче оружия, медленно стягивали через голову автоматы, бросали, расстегивали пояса.

— Быстрее! Быстрее! — командовал Обручев. — Пошевеливайтесь!

Но на бандитов его окрики не действовали, они продолжали двигаться будто в полусне.

Красников, следя за бандитами, отрывисто бросил телефонистам:

— Передать по цепи: не ослаблять внимания, держать на прицеле!

Едва телефонисты продублировали его команду, как бандиты кинулись в разные стороны, стреляя по фонарям. Тотчас же ожили огневые точки, подковой охватывающие развилку дороги, нити трасс сошлись на пятачке, некоторые пули, рикошетя от камней, взмывали вверх, оставляя за собой светящийся след. Распустились над лесом и дорогой осветительные ракеты, в их мертвенном свете стали различимы каждый камушек и каждая веточка, и видно было, как несколько человек бегут к лесу, петляя и падая, перекатываясь по земле и отстреливаясь. Вокруг них мечутся красные и зеленые трассы, бегущих все меньше, меньше… пятеро… двое… упал последний, не добежав до дуба.

Все.

Стрельба прекратилась сама собой. Некоторое время длилась тишина, нарушаемая лишь хлопками ракетниц да шипением ракет. В этой тишине раздался спокойный голос Обручева:

— Ну что, капитан, пойдем, посмотрим, что мы там натворили. — И телефонистам: — Передайте по цепи, что мы выходим.

Вспыхнули фонарики, выхватывая из темноты меловые лица связистов.

— Что, Косенко, штаны, небось, мокрые? — хохотнул Обручев.

Рядовой Косенко, молоденький телефонист, в ответ на шутку офицера тоже хохотнул и ответил неестественно бодрым голосом:

— Никак нет, товарищ капитан! Сухие! Только спина вот… Это когда он камень кинул, так по спине и потекло. Чую, что булыжник, а не граната, а все равно…

— Ничего, молодцом, ребята, — похвалил Красников. — На гражданке будет что девкам рассказывать.

Связисты дружно рассмеялись. Капитан Обручев подошел к одной из дверей, выдернул деревянный клин, вбитый в том месте, где петли, из которых предварительно были выбиты оси, вставил в образовавшуюся щель саперную лопатку, надавил — дверь отошла немного, а дальше они уже вдвоем с Красниковым сдвинули ее и в образовавшуюся щель выбрались наружу, в небольшой окопчик, давно осыпавшийся и заросший травой и кустарником.

Не выходя из окопчика, Обручев поднес ко рту мегафон и прокричал:

— Всем, оставшимся в живых, встать!

Но ни на дороге, ни на обочинах, ни на поляне, примыкающей к лесу, ничто не двинулось, не шевельнулось. Обручев повторил приказ — безрезультатно. Он положил мегафон на траву, вытащил из кармана пистолет, привычным движением загнал патрон в канал ствола. Красников сделал то же самое. Они выбрались из окопчика и пошли к дороге.

«Ну вот и все, — думал Красников, шагая рядом с Обручевым. — А все наши рассуждения и философствования — это лишь попытка оправдаться перед самим собой. Остается один голый факт: эти люди шли творить свое неправое дело, а мы их остановили. Следовательно, мы — правы, а они — нет. История выбирает кого-то своим орудием против тех, кто противится ее естественному развитию. История выбрала нас — вот и вся философия».

Как профессионал, Красников чувствовал удовлетворение и даже гордость за то, что хорошо сделал свое дело и не потерял никого из своих солдат.

Они шли к дороге, а за их спинами методично взлетали осветительные ракеты, и тени от двух офицеров метались из стороны в сторону, то укорачиваясь, то удлиняясь.

Темные и неподвижные бугорки как на самой дороге, так и обочь ее, все ближе. Уже видны ноги в растоптанной обуви, раскинутые по сторонам руки, лохматые головы… Вдруг одно из тел дернулось, и в сторожкой тишине раздался хриплый вскрик: