Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. После урагана

Муханов дышал глубоко и ровно, пульс у него был почти в норме, и, пожалуй, она может оставить его здесь, а потом приедет или позвонит… Тут Рийна вспомнила рассказы Пивоварова о мастерских артели инвалидов, о своей каморке, и решила пойти и посмотреть, где это и что… раз уж она здесь оказалась.

Выйдя в коридор, Рийна принялась открывать то одну дверь, то другую, зажигать свет и осматривать помещения. Везде стояли деревянные столы, валялись опрокинутые стулья, ящики, деревянные чурки, щетки, кисти, стружка, щетина, тряпье, какие-то инструменты. Рийна не знала, что здесь произошло, но вид разора в этих мрачных стенах вселял в нее прямо-таки мистический ужас: казалось, будто чьи-то пугливые тени шарахались от нее под столы и верстаки, прятались среди ящиков и коробок, и вот одна из них превратится во что-то страшное и набросится на нее…

В одной из мастерских Рийна обратила внимание на бурые пятна на полу и стенах, с бьющимся сердцем она склонилась над этими пятнами, всматриваясь в них и заранее зная, что это такое, потом взяла щепочку, поскребла и поднесла к носу — и ей, привычной к крови, стало вдруг нехорошо, она с трудом проглотила слюну. Может, это кровь Пивоварова: он дрался, он не хотел в этот дурацкий инвалидный дом, он не хотел разлучаться с нею, с Рийной, он защищал себя и ее надежду на маленькое счастье… Нет, нет, она обязательно найдет его, она заставит этого директора-пьяницу, заставит его… она организует побег — вот что она сделает! И тогда они с Пивоваровым уедут… уедут в Эстонию… да, в Эстонию! — там люди добрее, они не станут делать таких дикостей.

Но тут Рийна вспомнила, как ее насильно увозили на хутор к дяде, увозили от Водорезова, как родные отреклись от нее, как они выбрасывали на улицу ее вещи, как показывали на нее пальцем соседи и плевались ей вслед старухи, — и засомневалась, стоит ли ехать в Эстонию, не лучше ли поискать более подходящее место.

Это решение несколько успокоило Рийну, и она продолжила обход. Теперь она заглядывала в помещения без страха, будто самое страшное осталось позади. В конце коридора оказалась еще одна дверь, но не в комнату или в мастерскую, а тоже в коридор, отходящий отростком от главного. Хотя темнота в нем была почти полная, и свет от лампочки сюда не достигал, Рийна все-таки увидела уходящую в глубину пустоту. А еще запах — спертый запах давно не проветриваемого человеческого жилья, напоминающий больницу. Или казарму.

Рийна долго шарила рукой по шершавым стенам в поисках выключателя, и когда над ее головой вспыхнул яркий свет, от неожиданности отпрянула к стене, прижалась к ней и замерла, прислушиваясь к пустоте. Но ничего, кроме монотонной трели сверчка, она не услыхала, и вспомнила, что Пивоваров рассказывал об этом сверчке и о том, что инвалиды очень его берегли — толстого, бесцветного, с длинными усами, приносили ему крошки хлеба, мух и даже молоко. Пивоваров, тихонько посмеиваясь, говорил, что сверчок этот — их божество, которому надо приносить жертвы, что все боги обязательно должны походить на этого сверчка, что ни один бог не знает, что он бог до тех пор, пока не понадобится людям, а узнав об этом, и сам начинает верить, что он бог. Вот и их сверчок до того привык к людскому почтению, что ползал, где хотел, и ни раз мог попасть под чей-нибудь башмак или костыль. И вот людей нет, а божество осталось, и оно опять всего лишь сверчок…

Каморку Пивоварова Рийна узнала сразу же, едва только открыла дверь: аккуратно застланная солдатским одеялом постель, маленький столик с книгами и тетрадями, чернильница-непроливашка, карандаши и деревянные ручки с ученическими перьями… Рийна с минуту стояла на пороге каморки, разглядывая ее с умилением и грустью. Судя по всему, Пивоварова забрали прямо из мастерской, не дав захватить с собой ничего, и ее уверенность, что та кровь на полу — его кровь, укрепилась еще больше.

Рийна вошла в каморку, потрогала книги и тетради, которые она сама же помогала Пивоварову собирать и нести сюда. В нише за кроватью, где раньше, по-видимому, располагался иконостас, она обнаружила деревянный ящик, каких много в мастерских, а в нем пивоваровское белье — белье погибшего Водорезова. И только здесь что-то надломилось в ее душе, и Рийна тихо заплакала, прижимая к груди нижнюю мужскую рубашку, которую одевали два самых дорогих для нее на этом свете человека.

Прошло какое-то время, Рийна несколько успокоилась и стала думать, как бы это все собрать и унести домой. Она представила себе, как вернется Пивоваров и будет удивлен, увидев свои книжки и тетрадки. Мысль эта вдохнула в нее жажду деятельности, словно, если она промедлит здесь лишнюю минуту, у нее все это отнимут и теперь уже навсегда. Под кроватью Рийна нашарила знакомый ей чемоданчик и вещмешок и принялась укладывать в них пивоваровские вещи.

Она уже закончила эту работу, когда услыхала, как где-то хлопнула дверь, — кажется, даже входная, — испугалась, что Муханов очнулся и ушел, заперев ее в этом мрачном и страшном доме, из которого ей не выбраться, потому что здесь везде на окнах решетки… и что будет, если утром ее застанут здесь одну, без Муханова, который наверняка ее совсем не помнит.

Рийна бросилась вон из каморки, побежала по коридору, громко стуча каблуками, выскочила в другой, главный, и увидела женщину, стоящую возле двери директорского кабинета.

Это было так неожиданно, что Рийна встала, как вкопанная, будто с маху налетела на стеклянную стену. И в то же время она уже знала — была почему-то уверена, — кто эта женщина и что привело ее сюда, как была уверена в том, что может та подумать, застав Рийну в пустом доме вдвоем с Мухановым. Хотя тот и не вяжет лыка. И тогда Рийна сама пошла в наступление, инстинктом чувствуя, что от этой женщины впрямую зависят ее планы относительно Пивоварова.

— Ах, как хорошо, что вы пришли! — пропела Рийна, решительно направляясь к женщине. — Знаете, я пришла за вещами Пивоварова… это мой муж… мы, правда, еще не поженились, но это не важно… а тут ваш муж… один… и у него явное пищевое отравление… — Рийна перевела дух. — Я дала ему рвотное, промыла желудок, хотела вызвать «скорую», но кризис, кажется, миновал… пульс у него в норме… и дыхание тоже… он сейчас спит. А я отлучилась на минуточку… Вы ведь жена товарища Муханова? Да? — спросила Рийна, подходя к женщине вплотную и улыбаясь ей.

Однако женщина смотрела на Рийну подозрительно и как-то туповато, и Рийна на мгновение усомнилась, что та — жена Муханова, но поскольку она и не отрицала этого, то Рийна продолжала тем же певучим голосом и с той же обворожительной улыбкой:

— А меня зовут Рийна… Рийна Оттовна. Я эстонка. А Пивоваров… вы о нем наверное слыхали: он служил вместе с вашим мужем… до войны… капитан второго ранга… А мой муж погиб. Он был командиром подводной лодки. Вот мы и решили…